В крошечной, несколько неопрятной мастерской, которую он арендовал на старом Арбате, чтобы рисовать в дождь или зимой, были только картины и несколько бутылок вина.

Вера села на складной стул и нервно пригладила волосы. Саша перебирал кисти. Вере было жутко неловко, она всегда робела перед привлекательными, уверенными в себе людьми. Она робко поднимала глаза, пытаясь разглядеть своего художника, но стоило ему вскинуть голову, учуяв ее взгляд, как Вера тут же опускала ресницы и становилась пунцовой от стыда. Сашина энергетика подавляла ее, он заполнил собой мастерскую, проникая в самые крошечные щели, пока воздух вокруг не стал его запахом — запахом красок, сигарет и свинцового мужского пота. Урывками Вере удалось разглядеть темно-русые волосы, сероватый цвет лица, жесткую властную линию полных губ. Широкоскулое лицо располагало к себе, от природы Саша обладал приятной внешностью. Но было что-то неприятное в самом выражении лица, что-то жестокое и отталкивающее. Вера непременно вычислила бы, что именно так портило Сашино мужественное лицо, не будь она трусихой, неспособной выдержать его взгляд.

— Из-за того, что у меня нет денег, вы поругались с коллегами. — Вера извиняюще улыбнулась. Она произнесла это, чтоб хоть как-то унять свою дрожь, разрядить атмосферу. Или чтобы в этой каморке, дышащей своим хозяином, освободилось немного места и для ее собственного дыхания.

— А, это, — отмахнулся Саша, — не берите в голову, они меня и без вас не любят.

— Вы так молоды и нашли своё призвание. Завидую. Я до сих пор не знаю кем я стану, когда вырасту.

Они оба засмеялись. Сашин смех показался Вере наигранным и излишне громким, так не подходившим к его мелодичному спокойному голосу.

— Иногда призвание само находит тебя, — отвечал Саша. — Рисуешь, когда не можешь не рисовать. Творческие люди всегда не согласны с миром. Они хотят свой, другой мир. И каждый делает его, как может: пишут картины, книги, стихи или музыку. И прячутся в этом придуманном мире.

— Ваш мир мрачноват, я бы к вам туда не хотела.

Сашины картины висели на стене, лежали на столе, валялись на полу. Они были беспризорниками. Картины писались уверенными, жесткими, решительными и злыми мазками, идеально передававшими тревожные сюжеты. Ни одного портрета — только пейзажи. Чёрный волк (или пёс?), оскалившись, выл на бледную луну серой ночью. Ночное море штурмовало и топило корабль, накрывая его черно-зеленой волной, без намёка, что кто-либо спасся. Страшное чудовище (неведомое рогатое мифическое существо со щупальцами вместо конечностей) восседало на троне в окружении лежащих обнаженных дев (спящих? мертвых?).

— Не бойтесь, портреты у меня получаются вполне классические. — Саша заметил, какое впечатление на Веру произвели его картины. — Признаюсь, я не слишком люблю портреты, всю жизнь рисовал бы Арбат да море, но заработать можно, только изображая людей. Вот и рисую лица, а в свободное время сочиняю свою мифологию.

— Любите море?

— Я люблю красоту. Красота — гораздо более сложное понятие, чем принято считать. Морская буря намного красивее залитой солнечным светом цветочной поляны.

— Да, наверное, вы правы. Я об этом не подумала.

— Сделайте злое лицо. — Саша внимательно посмотрел на Верину гримасу и покачал головой: — Нет, это не про вас. В вас есть что-то детское, ещё и ямочки на щеках. Как я могу судить, вы человек добрый и милосердный. Почти вымирающий тип людей в хаосе всеобщего эгоизма. Миром правит дьявол. Отчего же ему не удалось купить вашу душу? Как вас зовут?