Позже та же картина повторилась и с учителями. Учеба Нэвилу давалась очень легко, и он заметно превосходил в своих успехах избалованного и ленивого принца Витаса. Но и спрос с него был совершенно другим. Наставники словно вымещали на нем досаду за свои неудачи с принцем и заставляли корпеть над книгами с утра до вечера. Возможно, это даже пошло на пользу мальчику, поскольку он получил блестящее образование, достойное благородной особы, но горький осадок от вопиющей несправедливости по отношению к себе лично у него все равно остался.

Для Нэвила вся его жизнь изменилась в лучшую сторону лишь с того момента, когда император наконец-то определился с судьбой приемыша и отдал его на обучение к Гарольду Финсли. Старый шпион хоть и не отличался каким-то там особым благодушием нрава и покладистостью характера, никогда не оскорблял и не унижал своего воспитанника. Мальчик же, почувствовав хоть какое-то внимание к себе, старался изо всех сил не подвести своего нового наставника, и дела у него быстро пошли на лад. К пятнадцати годам Нэвил уже в совершенстве освоил владение всеми видами оружия, и даже скупой на похвалу Гарольд был вынужден признать, что со временем из него может выйти весьма незаурядный боец. Да, он был еще немного слабоват физически, чтобы на равных противостоять взрослому воину, но с лихвой компенсировал недостаток силы подвижностью и необычайной ловкостью.

Но главное, что ему удалось сделать за этот период, – это растопить сердце своего сурового наставника. У Финсли никогда не было собственных детей, и как воспитатель он, возможно, был далек от совершенства, но все эти недостатки компенсировались возникшей душевной близостью и взаимной привязанностью учителя и его ученика. Стоит ли говорить о том, что Нэвил буквально боготворил своего «дядюшку» Гарольда и был готов пойти ради него на любые жертвы. Даже сейчас, в беседе с Милой Крум, сложнее всего ему давалось скрывать истинные чувства по отношению к Финсли и изображать его перед ней этаким гадким чудовищем.

– Тяжело тебе с ним приходится? – прервав размышления Нэвила, сочувственно спросила его девушка.

– Не без того, – вздохнул тот. – Но дядя Джеймс далеко не худший вариант. Во всяком случае, он хотя бы не даст мне умереть с голоду.

– Но бывает ведь и лучше, – возразила Мила. – Тетя Дора, например, очень любит меня, и я не помню, чтобы она хоть раз позволила себе сказать бранное слово в мой адрес, не говоря уж о том, чтобы ударить.

– Тебе повезло, – улыбнулся Нэвил. – Но мальчиков всегда воспитывали более суровыми методами, чем девочек. Будущий мужчина должен уметь переносить трудности, а воин или моряк еще безропотно выполнять любые приказы командира.

– А ты хочешь стать моряком?

– Вообще-то я всегда мечтал о военной карьере, хотел пойти по стопам отца, но раз уж суждено связать свою жизнь с морем, не вижу в этом ничего плохого.

– А вы надолго приехали в Боутванд? – спросила Мила.

– Пока не знаю. Дядя Джеймс собирается купить здесь корабль и нанять команду, а на сколько все это может затянуться, сейчас трудно сказать.

– Кораблей здесь продается много, но если капитан Торентон и дальше будет вести себя как последний грубиян, то с подбором команды у него могут возникнуть определенные проблемы. Ему придется довольствоваться только теми, кого не берут другие: пьяницами, неопытными новичками и запятнавшими свою репутацию морскими разбойниками. С такими людьми его ждут серьезные неприятности в море.

– А откуда ты все это знаешь? – удивился Нэвил.

– Боутванд – портовый город, и морские сплетни здесь обсуждаются на каждом углу.