– Вот же сука везучая, – послышался из неосвещенного салона «десятки» полный сердитого разочарования голос Змея.

– От судьбы не уйдет, – рассудительно ответил флегматичный, как все крупные и сильные от природы люди, Хомяк. – Все равно наш будет – не сегодня, так завтра.

«Где бы ты ни бегал, что бы ты ни делал, все равно ты будешь мой», – вспомнились Клюву слова услышанной когда-то давно и навек, казалось, забытой песенки. Он с ненужной силой захлопнул капот, грохнув им так, что затянувший какую-то сердитую тираду Змей испуганно умолк на полуслове, и боком втиснулся за руль.

– Ну, и чего теперь? – требовательно поинтересовался Змей, когда он закрыл дверцу. – Может, хату снимем? Заночуем по-человечески, пару пузырей перед сном оприходуем… А?..

Змею вечно не сиделось на месте, бездействие и долгое ожидание он ненавидел всеми фибрами души. Именно про таких людей говорят, что у них шило в заду; глядя на то, как Змей нетерпеливо ерзает по сиденью, в это было несложно поверить, причем в самом прямом, буквальном смысле. Еще Змей просто обожал хорошенько выпить, в чем, увы, вовсе не был оригинален.

– Отставить хату, – сам не зная, на что, собственно, рассчитывает, отрезал Клюв. – Будем ждать.

– Чего ждать-то? – возмутился Змей. – Он будет в своей койке без задних ног дрыхнуть, а мы тут на трезвую голову всю ночь задницы отсиживать?!

– Дуло залепи, – многообещающим тоном посоветовал Клюв.

– В натуре, без тебя тошно, – добавил Хомяк, которому пьянка на съемной квартире тоже представлялась куда более заманчивой перспективой, чем бессонное бдение в прокуренном насквозь, остывшем и отсыревшем тесном салоне стоящего под чужими окнами в чужом городе автомобиля.

– Подождем, пацаны, – чуточку мягче сказал Клюв. Как и Хомяку со Змеем, ему вовсе не улыбалось вторую ночь подряд без толку торчать в чужом дворе, рискуя все-таки привлечь к себе внимание потенциальной жертвы. – Станет ясно, что клиент отбился, тогда и подумаем, где кости бросить.

– Вот это по делу базар, – оживился Змей. – Может, ты и прав, – добавил он рассудительно, делая ответный шаг к примирению. – Первый день на воле, без бабы – да кто ж такой праздник пропустит?! Живой ведь человек!

– Пока, – уточнил Клюв.

Змей подобострастно хихикнул, а Хомяк молча кивнул тяжелой круглой башкой, подтверждая: да, это, в натуре, ненадолго.

Снова мучительно медленно потянулось время ожидания. В окошке у клиента горел мягкий, уютный свет, по задернутым занавескам то и дело проходила его тень. Чтобы скоротать время, Змей достал потрепанную и засаленную колоду, но игра не задалась: играть, светя себе в карты мобильным телефоном, было неудобно, а включать потолочный плафон Клюв запретил, сославшись на необходимость соблюдения светомаскировки. Кроме того, окопавшийся на заднем сидении Змей автоматически получал небывало широкие возможности для жульничества, каковыми просто не мог не воспользоваться – такой уж это был человек. Когда он третий раз подряд набрал двадцать одно очко, даже Хомяку стало ясно, что на свете есть-таки вещи, которые не меняются. Уяснив это, Хомяк пообещал ловкачу повернуть башку носом к пяткам, а Клюв пригрозил лишить доли от предстоящей выручки, чем и закончилась их попытка культурно провести досуг.

Это было около десяти. До полуночи они травили малоправдоподобные байки о своих и чужих сексуальных и иных, сплошь и рядом уголовно наказуемых подвигах, с полуночи до половины первого – бородатые анекдоты, один похабней другого, а в ноль часов тридцать две минуты в квартире очкастого Глеба Петровича погас свет.