– Но она жертва, как и я! – возмутился я.

– Да, и поэтому речь идёт о поимке, а не об уничтожении. Мы хотим провести с ней некоторую работу.

– Усмирить? Как и моего зверя? А вам удавалось проделать это с другими?

Я с нетерпением ждал ответа. Вряд ли он мог быть положительным, но всё же мне это казалось интересным.

– Александр, в мире очень много того, о чём ты не знаешь. Чего ты даже представить себе не можешь… И наше Братство тайное, как и любое другое. Ты узнаешь обо всём, если согласишься стать нашим воином.

– Воином? – я взглянул на гостя исподлобья.

– Да, воином света и добра, если пожелаешь… – спокойным голосом, вселяющим надежду, ответил он.

Возникла пауза. Мне очень хотелось поверить ему, но сначала необходимо было убедиться, что он не использует меня.

– Я могу подумать? Сколько у меня времени?

– Вечность, – ответил он.

– Как с тобой связаться? – я поднялся со стула.

– Я всегда рядом, – он последовал моему примеру.

– Тогда ты поймёшь, когда я приму решение.

– До скорой, надеюсь, встречи, – Дмитрий направился к выходу, но на мгновение задержался: – Да, и будь осторожен сегодня с Клавдией.

А мне было жаль, что инспектор Братства не дал мне сегодня свести счёты с жизнью. Я не знал, что ждёт меня впереди. Как мог тот, кто состоит на службе добра, предлагать мне присоединиться? Мог ли я согласиться? Не лучше ли было ему дать мне закончить задуманное?

«Все эти годы я помнил вас барышней в белой блузке и кружевной юбке. Я работал в вашем доме гувернёром. Ваш отец нанял меня учить вас французскому и музыке. Я вас тогда обожал.

Я был серым гимназистом, и вы всегда подшучивали над моей неловкостью. А я робел, когда видел вас. Я забывал, что должен дышать, когда вы пели «Марсельезу», так прелестно картавя, как не картавит ни одна истинная француженка. Я подпевал вам тихонько в такие моменты.

Вы были хоть и шаловливой, но прилежной ученицей. Я был близок к сумасшествию, когда вы изъявили желание учиться в столичной гимназии для девочек. Вы сказали тогда, что вам наскучила усадьба и что ваши подруги и двоюродные сёстры давно живут в Петрограде… Конечно, ваш отец не смог вам отказать. И нас разлучили.

Я каждый день вспоминал вас. Вы были моей принцессой… Ваше премилое личико, ваши роскошные рыжие кудри, ваши большие светлые глаза… Знаете, они излучали ваши развратные мысли, и я это улавливал. Но вы не могли себе ничего позволить, особенно со мной. Может, именно поэтому вы придумали отправиться вон из деревенской глуши? Вы думали, что в столице обретёте свободу? Сдалась она вам…

Ещё я помнил, как вы отставляли бедро, дразня меня. Как вы невзначай роняли учебники, как нагибались, чтобы поднять их, цепляли ими юбку, а она слегка задиралась, обнажая колени… Вы испытывали этим меня. А я не мог позволить себе даже взглядом показать, что я заметил. Но я всё видел!

Ваше коварство перешло всякие границы, когда в одно утро, играя на рояле фугу, вы вздумали упасть в обморок. Вы хотели, чтобы я вас коснулся… Если бы я тогда сразу разгадал ваши планы… А я был в панике в тот момент, потому что самым страшным для меня могло быть только одно – ваш уход… Лёжа на софе, вы смеялись надо мной, склонившимся над вами. А вот ваша матушка не смеялась. Она заявила, что я развратник, и что вы были правы, когда просились в столичную гимназию…

Следующим же утром мы разъехались: вы – в Петроград, я – в училище для мальчиков-сирот, куда я был назначен старшим воспитателем.

Должен сказать, что это были худшие годы в моей жизни. Вы поставили крест на моей карьере и на моём будущем… без вас. Даже государственный переворот, отказ царя от престола и смена власти не пробудили во мне столько горя и печали, как ваш поступок…