И если он сейчас скажет, что не хочет, как Дылда, Рыбья Морда и Заика, что от одной только мысли о таком тошнота подступает к горлу и хочется кричать, то и тогда его назовут сопляком, и тоже придется защищать себя от насмешек. И снова выигрывает смерть.

Хорек потер глаза кулаками, вытирая слезы от дыма и кашля. Откашлялся нарочито низким голосом, лихорадочно подбирая нужные слова, правильные, такие, чтобы никого не обидеть и чтобы…

– Мне говорили, – вытолкнул из себя Хорек, – что силой или за деньги бабу берут только уроды, те, кто себя ни в грош не ставят, мужиками себя не считают.

Хорек подошел к Дылде, отодвинув в сторону Кривого, и, вытянувшись вверх, чтоб хотя бы самому себе казаться выше, выкрикнул срывающимся голосом в лицо здоровяка:

– А кто скажет, что я не прав, тому я вобью эти слова в глотку так, что зубы через задницу вылетят.

Дылда замер. Хорек смотрел, не отрываясь, ему в глаза, по щеке текла слеза, но Хорек ее не стирал.

– Вон отсюда! – негромко, но очень внушительно произнес Рык. – В пещеру не входить, пока я не позову! Слышал, Хорек?

– Слышал, – прошептал Хорек.

Все у него внутри разом ослабло, даже ноги чуть не подкосились.

Он повернулся и, не оглядываясь, пошел к выходу.

– А с девкой что потом? – спросил Рыбья Морда.

– Она видела нашу берлогу, – сказал Рык.

– Так что? – не понял Рыбья Морда.

– Она видела нашу берлогу, – повысил голос Рык.

– Так она здесь останется? – спросил Рыбья Морда. – У нас?

Хорек замер, протянув руку к завесе.

– Нет, не останется, – вмешался Дылда. – Я ее выведу. Завтра утром.

– Сегодня, – сказал Рык. – Как только управитесь, сразу и выведи.

– Хорошо, – не стал спорить Дылда. – Как только.

Хорек вышел в ночь, пробежал до пещеры, вошел, бросился на шкуры и лежал неподвижно, пока не пришел Дед с его частью ужина.

– Я тут тебе принес, – сказал Дед. – Поешь. А доля у тебя будет честная, я всегда поровну делю.

Хорек не ответил, Дед потоптался рядом, подбросил в костер дров.

– Понимаешь… – Дед снова помолчал. – Это… Обычаи… Без них нельзя. Никак нельзя. Если не они, мы зверьми станем.

– А мы сейчас кто?

– Люди. Люди… То ты зверей не видел еще, – вздохнул Дед и вышел.

Хорек полежал еще немного, потом до него дополз запах жареного мяса. Рот наполнился густой слюной.

Хорек поднял голову, протянул было руку к деревянной миске, но тут завеса на входе снова зашуршала, потянуло холодом.

– Твой меч, – сказал Рык и положил меч, принадлежавший убитому Хорьком наемному охраннику.

Меч легонько зазвенел на камне.

– Ты молодец, – сказал Рык.

– Мы будем продавать детей? – Хорек повернулся к вожаку. – Да?

– Не знаю, – пожал плечами тот. – Как завтра решим. Ты тоже будешь решать. Кто решит воровать – будет это делать. Кто решит, что лучше взять добытое, поделить и разойтись – уйдет.

– А ты?

– Я… Я буду с теми, кого будет больше.

– Так требует обычай? – спросил Хорек.

– Так требует обычай, – ответил Рык.

– Без обычаев нельзя…

– Нельзя.

Рык пошел к выходу из пещеры, и тут Хорек задал вопрос, мучавший его еще с того мгновения, когда Рык рассказал о делах Жлоба.

Он задал вопрос, который наверняка крутился на языке у каждого из ватаги.

Он задал вопрос, который задали Рык и Полоз Жлобу.

И Рык ответил точно так же, как ему ответил купец.

– Не знаю.

Если сказать, что Молчун не любил гостей, это значит ничего толком не объяснить. Молчун гостей ненавидел, если по правде. Каждый новый постоялец вызывал у него приступ ярости, а шумное веселье гостей в обеденной так и вовсе вгоняло в неистовство.

Если подумать, то с таким нравом быть хозяином постоялого двора непросто, а для любого другого так и совсем невозможно.