Немного странно я себя чувствую. Если бы жила дома и родители с братом узнали — устроили бы допрос с пристрастием. Пришлось бы грузиться, хочу ли я за Егора замуж, а я вообще не хочу ни за кого. Они давили бы на мозг, и я бы окончательно запуталась.

Сейчас же все идет своим чередом.

***

Я паркуюсь у гаража и на секунду прикрываю глаза. Никак не справлюсь с эмоциями — уж очень нервно на работе.

В бюджет мы по-прежнему не укладываемся. Химики с технологами спорят, на чем можно сэкономить, Смолин пытается выбить допфинансирование, мне поручают тупую работу, чтобы не отсвечивала. Я хочу помочь, но пока не понимаю, как это сделать. Идеи есть, но на все попытки вставить пару слов слышу отсекающее: «Ты уже помогла, спасибо».

Качаю головой. Я не виновата, делаю то, что должна. Если бы кто-то перестал видеть в столице врага, авось всем стало бы лучше.

Оглядываюсь — помимо нивы машин вокруг нет. Рабочий день Охотников за штормами закончился.

— Заходи! Не боись! Что найдешь на столе, то тебе, — по-своему рифмует с лету Степан Матвеевич, хозяин той самой нивы и один из опытнейших механиков.

Невысокий, худощавый, ему на вид хорошо за семьдесят, но он по-юношески резвый и просто душка.

За две недели механики привыкли к моим регулярным вторжениям и особого внимания не обращают. Напротив, то орешками угостят, то чаем с вафельными трубочками. Я периодически заезжаю в гараж — то резину поменять, то с Егором поздороваться, то пивом проставиться.

Час в одну сторону, час — в другую. И вечер прошел. И уже не пялилась одна в экран ноута.

— Я снова приехала в ваш душ, — шепчу громко, будто по секрету. — Никого нет? Стыдоба, но что делать? — Достаю из багажника объемную сумку.

Степан Матвеевич переоделся в обычную одежду — значит, домой собирается. Он отпирает свою машину.

— Егор на тестах, пацаны вроде бы разъехались. Игорь сегодня не собирался. Плескайся, русалка, в удовольствие, — улыбается. — Никому не открывай лишнему. Будь за главную.

— Конечно.

Я машу ему, захожу в святая святых и закрываюсь на ключ. Сам гараж меня мало волнует, хотя здесь есть что посмотреть. Взять хотя бы идеальные чертежи Марселя, которыми увешана одна из стен. Пять лет в художественной школе подсказывают, что этот парень гений. Ему немного за двадцать, и он вполне мог бы писать нечто волшебное, но Марселя интересуют исключительно коленвалы и двигатели во всевозможных ракурсах. Чертежи нельзя фотографировать и кому-то показывать, это разработки.

Егор за меня поручился, я это ценю и никогда бы не сделала чего-то подобного.

Сразу сворачиваю на лестницу и взбегаю на второй этаж, где расположена жилая зона — просторная гостиная с кухней, комната с игровыми приставками, импровизированный спортзал и заветная душевая.

Небольшая, но чистая, если учесть, что моются в ней механики. Охотники за штормами рвут все шаблоны в моей голове.

Я знаю, что в одной из закрытых комнат ночует Платон, но ни разу его здесь не видела, хотя за прошедшие две недели приезжала раз шесть.

Или совпадение, или парни договорились нас не пересекать. Не имеет значения.

На работе мы стараемся друг друга игнорировать.

Козлина жадная назначил оклад размером в прожиточный минимум, а работой загрузил настолько, что глаза болят. Бестолковой, глупой работой — то ошибки за ним перепроверить, то тэзэ поправить. А какие могут быть ошибки? Нет у него ошибок. Иногда сама переставляю запятые, а потом демонстративно исправляю их красным. Потому что скучно изрядно.

Бюрократическая часть работы — самая невыносимая, и команда с радостью повесила бумажки на эколога, чтобы спокойно с утра до ночи фигачиться из-за денег.