Наблюдает.

Когда в гараже была, он тоже следил краем глаза, словно опасался, что украду пару болтиков. Что я и сделала для прикола, кручу их теперь в руке. Платон это заметил. Точнее, я сделала это так, чтобы он заметил, — уж очень хотела спровоцировать на какую-нибудь сцену.

Не понимаю зачем, но совладать с собой не могу. Оно само получается! Обида засела глубоко и заставляет ранить обидчика, хотя давно знаю, что проблема не в нем, во мне.

С самого начала эта командировка не заладилась. Вместо легкой атмосферы, на работе образовалась натянутая и колючая. Вместо приятельского общения с боссом — война. А я совершенно не могу конфликтовать долго: ссоры опустошают. Но и выбросить белый флаг — выше моих сил. По своей сути я не робкая и не покладистая, хотя в детстве и юности стремилась стать именно такой.

Потому что суть моя, увы, мало кого привлекает.

Вижу Платона и одного хочу — развернуться и уйти. Немедленно. Гордо. Подальше от этого надменного придурка и его заботливой мамочки. Двадцать шесть лет мужику, а сам ни с обедами, ни со шмотками разобраться не может. Мой брат всегда был самостоятельным, мама, конечно, могла поорать, но он воспринимал это как укусы насекомых. Слушал, но воротил свое.

Бесит неимоверно.

Зато с Егором очень легко во всем, так что я по-прежнему стою на месте в этом гараже. И улыбаюсь. Не могу от происходящего отказаться.

Да и, собственно, почему должна? Если Егор нравится, действительно нравится. Он именно то, что нужно.

***

Машина так сильно пахнет алкоголем, что алкотестер славной дорожно-патрульной службы сработает на расстоянии километра, о чем и сообщаю вслух.

— Если вам среди ночи позвонит какой-нибудь офицер полиции, не удивляйтесь.

— Отобьем! Эля, я провожу и подстрахую, — вызывается Егор. — Нам все равно в одну сторону. Спасибо, парни, давайте уже по домам. Все завтра.

Они неуверенно поворачиваются к Платону — тот кивает.

Пожав всем руки, Егор направляется к брату, а я машинально плетусь следом.

— Мы погнали, ты тоже не засиживайся со Сливой.

— Ага.

Я прикладываю все силы, чтобы вести себя естественно. Жду, когда уедем и пустота исчезнет. Не хочу ее ощущать. Терпение — на сегодня моя суперсила.

— Марсель завтра посмотрит свежим взглядом, может, придумает что-то. Движок справляется, остальное допилим как-нибудь.

— Нам бы еще на трассу смотаться. — Платон задумчиво стреляет глазами в сторону деревьев. — Снега навалило по колено, я вообще не знаю, вырулим ли. Акула и сейчас пытается двигаться исключительно по колеям.

— Парни докрутят. Я верю.

— Да я тоже. — Платон опускает глаза и цокает языком. Потом поднимает их. — Ладно, работаем в режиме. Это просто мысли.

— Так-так-так... О. Ты завтра во сколько освободишься?

— В семь.

— Поздно. Слышь, а давай я теть Люду свожу в больницу? У нее там надолго? Встретимся тогда в пять, погоняем по светлому. Вообще, твоя работа максимально не к месту. — Егор обращается ко мне: — Элин, кино отложим, ничего?

Он возит мать в больницу. Оказывается. Она выглядит вполне здоровой и счастливой. Надо же.

Сжимаю зубы и выпаливаю через них:

— Не проблема.

Смотрю только на Егора и наверняка знать не могу, но ощущения, что Платон меня вновь разглядывает.

— Я сам, спасибо. Отдыхайте.

Вспышка раздражения ослепляет. Я выпаливаю:

— Ну еще бы. — И, не глядя на Платона, спешу к своей душистой машине.

Чтобы выполнить его просьбу — уехать и не мозолить глаза.

***

Дорога домой занимает час. Я довольно сильно нервничаю и даже немного потею, пока привыкаю к городу и новой машине. Поражаюсь тому, какая я взрослая и смелая. Ауди ведет себя идеально. Или благодарна за игристое, или опасается, что отдам сердитому гонщику, который выжмет все соки.