Улыбка, впрочем, тает, едва я вижу перед собой сомнительную, едва живую японку. Двухдверную!

Максим выпорет, если я в такую сяду. Строгий старший брат уже брал с меня клятву, что я близко не подойду к мотоциклу. Про «Ниссан» он не заикался, но...

Под очень большим вопросом, есть ли здесь подушки безопасности.

Я сглатываю и интересуюсь:

— А вы докрутили подвеску?

6. Глава 6

Демонстративно проигнорировав вопрос, Платон Игоревич подходит к машине первым и открывает пассажирскую дверь.

Огось. Это что у нас за трансформация в джентльмена?

В тот момент, когда я уже начинаю переживать, не пригрозили ли ему зверской физической расправой, — мало ли какие нравы на этой отвоеванной казаками земле, — Смолин подхватывает пачку документов и тащит к багажнику. Бросает через плечо:

— Падайте.

А. Ну слава богу, просто освобождал место. Подхожу нерешительно.

— Да доедем, — отмахивается он, — не тряситесь.

— Я пытаюсь!

Выражение его лица нужно видеть. Смолин, наверное, напоминает себе , что женщин бить нельзя или что-то в этом роде. Закатывает глаза и качает головой.

Солнышко сегодня яркое, греет совсем по-весеннему. Надеваю солнечные очки, оглядываюсь и понимаю, что мне здесь нравится. В этом городе. Воображаю, что не пройдет и двух месяцев, как клумбы и деревья позеленеют.

Будет красиво. Если я доживу, конечно.

Очень хочется прошмыгнуть на сиденье и пристроиться тихим мышонком, сказать что-то доброе, чтобы подлизаться.

Но увы, вместо этого я, не удержавшись, проверяю рукой сиденье, тщательно стряхиваю воображаемые крошки. Смолин, уже успевший занять место за рулем, едва слышно вздыхает.

Сиденья, кстати, крутые, спортивные и явно новые. В салоне идеальная чистота. Поерзав для вида, словно мне некомфортно, я чуть регулирую наклон спинки, отодвигаю кресло назад и пристегиваюсь.

— Вам удобно? — пытливо интересуется Платон Игоревич и поворачивается ко мне. Пялится прямо в глаза.

Серьезный такой, что на миг теряюсь и даже жалею об устроенном спектакле. Нормальная, в общем-то, тачка, спортивная и старая, но с душой, что ли. Да и все же пока Смолина можно упрекнуть только в скверном характере, а не в тупости.

Но отступать поздно.

Фыркаю и выдаю:

— Да, вполне.

«Ниссан» плавно трогается.

Я невольно напрягаюсь, ожидая, что босс немедленно начнет демонстрировать возможности, свои и своего железного коня, — выжмет газ, резко затормозит, войдет с ветерком в поворот, как в третьем «Форсаже».

Ничего подобного.

Даже ощущаю некоторое разочарование — Смолин передо мной не выпендривается. Вообще. Он смотрит на дорогу и начинает объяснять, куда мы едем. Как долго и с каким трудом они искали и нашли нужное место, чем оно хорошо и какие минусы. Говорит про оборудование, про систему охраны, рассказывает про каждого члена команды — кто какие функции выполняет, у кого какие заслуги. В общем, делает все то, что, в моем представлении, должен был делать вчера.

Только вот без огонька. Вымученно.

Отчего-то снова становится тоскливо. Раунд выигран, «трофейный» Смолин изменил планы и посвятил свое время мне. Вынудили. Именно этого он от Москвы, видимо, и ожидал.

От негодования, кажется, краснею. И раздражаюсь, потому что он заставляет меня чувствовать себя гадко.

Стреляю глазами — серьезный такой, спокойный. Руки на руле. Чистые. Длинные ровные пальцы, ногти подстрижены коротко. Рукава куртки-бомбера чуть закатаны, и видны густые темные волоски на предплечьях.

— ...Поэтому, чтобы не стоять в мертвых пробках на выезд из города, — продолжает бубнить Смолин нейтрально, — лучше выезжать после десяти. Ремонт пока в самом разгаре, поэтому чуда не ждите. Но мы стремимся к тому, чтобы в июне можно было спокойно и комфортно работать.