Когда поднимали бычка на катер, Фёдоровна перехватила изумлённый взгляд Бероева.
– Случайно вышло, – обронила она с неловкой улыбкой. – Мужик у меня был охотник. Изредка брал с собой. Показал как-то, куда жать.
Больше разговора об этом не было. Но при осмотре туши Олег обнаружил, что смертельная пуля угодила точнёхонько в мозговую область. Вторая, контрольная, вошла едва ли не след в след.
На подходе к посёлку Быковскому Бероев зашёл в рубку подменить на короткое время капитана.
Моревой, глубоко задумавшись, лежал на штурвале.
– Свободны, капитан. Рулевой Бероев вахту принял! – шутливо отрапортовал Олег. Осторожно потрепал за рукав.
– Самородок этот – малого одного, – глухо произнёс вдруг Моревой. Бероев, не раз пытавшийся вызвать Гену на откровенность, обмер, боясь, как бы желание выговориться не исчезло, как и прежде.
– С прииска возвращался. – Моревой закурил. – На Быковом мысу упросил, чтоб до Тикси добросить. Выпили, конечно!
– Как обычно, – подсказал Бероев.
Гена перебросил папиросину в угол рта.
– Не! Это я с тех пор загудел. А тогда так – вира помалу. Да ещё штормяга приличный накрыл. Следить приходилось за курсом. А парнишка – да! Ужрался. Деньгами по кубрику сорить принялся. После и вовсе укачало. Чего с него взять? Пацанёнок совсем. Ну, у Кучума с говнюком, понятно, глаза, что половники. До денег оба жадны.
– А сам?
– Выходит, и я, – согласился Гена. – Блевать его Вишняк повёл.
– Ну и?.. – поторопил Бероев.
Гена натужно, со свистом выпустил воздух, будто из продырявленных мехов.
– Смыло его, – коротко закончил он. – С концами, конечно. Штормяга в тот день на все «Лапти» разгулялся!
– Чего ж не сообщили?
– Затихарили. Прикинули: найти – не найдут. В Арктике мертвецы не всплывают. А вони бы пошло… И как я во всё это дался!
Моревой только что не простонал.
К пристани на Быковском мысу зачалились под вечер. Утром предстоял последний перегон – до Тикси.
Через десяток минут Гена вышел из капитанского кубрика – в кителе, в иссиня-чёрных, полощущихся по палубе клешах, фуражке, лихо заломленной козырьком назад. Чересчур лихо.