Бероев согласно кивнул.

– Пожалуй, твой муж должен мне проставиться, – прикинул он.

Виталина поскучнела:

– …Вообще-то не муж он мне! Да и я… У меня на самом деле только четвёртый курс. Мне это как практика. На третьем курсе сошлись. Теперь замуж уговаривает.

Бероев озадаченно повёл головой:

– Сама-то готова?

– В Москве готова была. Вроде клёвый мужик. С квартирой. Перспектива. Влюблён по уши. Да и девки подзуживают, – мол, будущее светило. А здесь и не знаю. И чего вообще попёрлась?

Она приуныла.

– Трудная штука жизнь!.. Ой, вот же ещё! – запоздало выбросила она руку.

Впереди проступил Быковский мыс.

– Штурман Ташевич! – Бероев подобрался браво. – Объявляю благодарность по судну. Вахта окончена. Ступайте отдыхать.

– Есть окончена! – Виталина, с которой спало напряжение, зевнула. – А это… парковаться-то умеешь? – забеспокоилась она.

– Знаю способ, – успокоил её Бероев. Оставшись один, с силой приподнял Гену, тряхнул пару раз, так что у того клацнули зубы, а в глазах появилась осмысленность, прислонил, как в прошлый раз, к штурвалу.

Ещё прежде, чем капитан очухался, руки его забегали. Штурвал, рвавшийся из-под чужака, присмирел, будто конь под хозяином, катер издал причальный гудок – и пошёл прижиматься к берегу.

Более беспокоиться было не о чем. Бероев прямо на палубе, на ходу, содрал с себя «убитую» амуницию, добрался до кубрика и рухнул на какой-то тюфяк меж двумя спящими женщинами.

Проснулся Бероев в пустом кубрике, когда солнце было уж высоко в зените. Выглянул.

Катер, свежевыскобленный, стоял у причала Быковского мыса, сцепленный бортами с гружёной баржей.

На барже, в обнимку со старыми ружьями, сидели на мешках два якута-охранника. Две копии: с одинаковыми округлыми лицами, с прямыми, с горбинкой, носами, узенькими глазками. Единственно – один дышал улыбчивой свежестью. На лицо же другого словно накинули сеточку-паутинку из морщинок. Эта копия была лет на двадцать старше.

Фёдоровна, широко расставив крупные ноги в ботах, истово драила тряпкой палубу, швабра валялась рядом. При звуке шагов разогнулась натруженно, потёрла поясницу.

Бероев демонстративно принюхался.

– Чисто, – сообщила она. – Якутов наших только-только спровадила. Прежде заставила весь трюм за собой выскрести. Так что из пассажиров, считай, вас двое осталось.

В сторонке, на махровом полотенчике, загорала Виталина. В распахнутом сатиновом сарафанчике.

Экипаж судна – капитан и механик – покоцанные и оплывшие, бесцельно слонялись по палубе. Меж собой они, похоже, по-прежнему не разговаривали. Но припомнить, каким образом «Ястребок» докатил из Тикси на Быковский мыс, не могли совершенно. Потому подозрительно поглядывали друг на друга.

Интересы у них, кажется, расходились во всём.

Моревой, хоть и трясущийся с похмелья, посматривал исподтишка на соблазнительную, как созревшая черешенка, Виталину.

Толян же крутился возле Вершининой. То и дело обходил её сзади, с аппетитом оглядывал склонённый объёмистый зад.

– Ну что уставился? – не оборачиваясь, буркнула Фёдоровна.

Толян крякнул смачно.

– Уж больно ты, Надька, мастью под меня.

– Отойдь! А то махну тряпкой по роже! – сквозь зубы пригрозила та.

Толян ощерился.

– А ты не махни, а подмахни! – гоготнул он. – Мне ништяк, что ты с бельмом. Бельма, если кормой повернуть, вовсе не видно. Зато очень даже есть где причалиться!

Посмотрел на капитана, приглашая посмеяться над ядрёной остротой. Вспомнил про ссору, насупился. Не удержавшись, огладил посудомойку по заду.

Фёдоровна, не примеряясь, хлестнула тряпкой. Благодушия в Толяне как не бывало.