И еще вариант. Это не кто-то новый.

Прямое или косвенное влияние, эмоциональные фоновые заскоки, пинки в Лектумы, и даже полный выворот мозгов к смерти не приводят. Никак. Разве что могут спровоцировать, когда здоровье слабое. Но сами по себе – нет. Так считается. А у Натана не было проблем с сердцем.

И у Елены не было.

Сейчас, больше года спустя, остались те же вопросы. И запись на автоответчике. Четырнадцать секунд, считая молчание в начале. Не помню, почему трубку не взял. Меня не было в стране. Сообщили лишь на следующий день, на похороны опоздал. Расследование зашло в тупик сразу. Никто ничего необычного не увидел, не заметил, не подозревал. Зацепок так и не появилось. Я знаю весь ее тот день с раннего утра, все дела и разговоры, маршрут вечерней прогулки от дома до парка. Она заглянула в молочную лавку на нашей улице, поинтересовалась, будет ли завтра ее любимый сыр, в котором зелени в два раза больше, чем того самого сыра. Вышла к набережной, поболтала с туристом. Направилась в парк, у ворот позвонила мне. «Да… – вздох и пауза, – правильно, не надо об этом… по телефону. Возвращайся побыстрее, хорошо? Ну нет, то есть я не тороплю… До встречи!» Голос у нее был довольно взволнованный. О чем она говорила, неясно до сих пор. Да и без этого… Что-то было не так. Никаких причин, чтобы через четыре минуты присесть на скамейку и умереть.

В папку в углу монитора пустило по паролю, я открыл давно выученный наизусть отчет о вскрытии. Будто там могло новое появиться… Все предельно скупо – сердечный приступ. Елена Земан-Дорман, тридцать три года. Для нее было важно оставить фамилию отца. А то вдруг расстроится, что единственная дочь ее сменила. Не помогло. Да и фамилия – меньшее, что его тогда расстроило.

Отчет исчез с экрана, из коридора протяжно вздохнули. Кто так затейливо заблудился? За порогом, на первый взгляд, было пусто. С другой стороны распахнутой двери притаилась Хлоя, сжимая в руках подмокший лист бумаги. С волос стекала вода, куртка выглядела не лучше. На полу целая лужа скопилась.

– О, привет, – буркнула она с невозмутимым видом, будто случайно тут оказалась. В тупике цокольного этажа, перед моим кабинетом. Мимо проходила. – А я тут… стою. Можно же?

– Что-то случилось?

– Да. Нет! В смысле… Ничего плохого. – Хлоя ткнула мне в руки смятый лист. – Вот.

Затертые буквы едва читались, но общий смысл был ясен. Копия заявки в Парижскую консерваторию. Действительно ничего плохого, очень даже смело. Конкурс там впечатляющий.

– Удачи.

Она скосила умоляющий взгляд на бумагу и выпалила:

– Что мне теперь делать?…

– Куртку снять, пока ты не заболела.

Или этаж не затопило. Хлоя принялась растягивать замерзшими пальцами молнию, растерянно улыбаясь и шмыгая красным носом. Похоже, первым делом прибежала в офис, несмотря на бурю. В кабинет она юркнула, бросив смущенное:

– Зайду, ага?

Раз уже там… Я прогулялся до кухни за чаем. Не в курсе ее вкусов, главное, что горячий. Хлоя успела повесить куртку на свободную вешалку и закрыть окно. Сидела на краю стола, нервно дергая ногой. Протянутый стакан обхватила обеими ладонями. Не столько пила, сколько грелась.

– Совершенно не понимаю, что на меня нашло, – чередовался со вздохами сбивчивый шепот. – Подала… Ну, чтобы потом не жалеть. Что не попробовала. Мама мне сказала: за мечту надо хотя бы побороться. А я всегда мечтала, с детства. Там так… Сказочно. Дыхание от одних фотографий перехватывает! Вот и решилась. А сейчас стыдно. Вдруг они меня возьмут?

Чай кончился, губы у нее стали менее синие. А вот руки еще дрожали. Вряд ли от холода. Хлоя отставила стакан и закончила чуть громче: