– Давай, – кивнул он, уперев дуло пистолета в ту самую ямку пониже макушки. – И смотри у меня…
Она, покорившись с ненавистью, подняла руку, нажала кнопку звонка – дзинь-дзинь, дзинь, дззззз… Михась мгновенно, едва отняла палец, завел ей руки за спину и вновь затянул ремень.
– Кто? – послышалось изнутри.
– Я, Ксана, – громко ответила она.
Томительно долго тянулось мгновение. Решающее. Наконец замок негромко щелкнул, дверь стала распахиваться – самым нормальным образом, без лишней спешки и без медлительности. Мгновенно отметив, что все вроде бы в порядке, Мазур оттолкнулся от стены и бросился в ширившийся проем. Попотчевал рукояткой пистолета чью-то рожу, так и не успевшую стать ни испуганной, ни удивленной, добавил коленом, ребром ладони свободной руки – уже на ходу, отработанным броском врываясь в комнату. Заорал:
– Руки! Всем стоять!
В прихожей стукнула захлопнувшаяся дверь – Михась ворвался следом, ушел вправо по стеночке, держа пистолет обеими руками, встал так, чтобы держать в поле зрения и дверь в кухню, и дверь в другую комнату.
Сцена, словно позаимствованная из боевика, но тем не менее вполне жизненная, в последние годы мало кого уже удивляющая на съежившихся просторах Отечества: Ирина свет Викентьевна, теща ненаглядная, сидит на стуле, руки связаны, белая блузка распахнута, так что обнаженная грудь («надо сказать, все еще великолепная» – отметил где-то на периферии мозга Мазура недремлющий мужской инстинкт) открыта нескромным взорам – вот только эротической подоплеки нет ни на капельку, поскольку один из двух стоящих за стулом верзил демонстративно держит зажигалку у самого ее соска, сделав соответствующую морду лица. А третий, нависая над съежившимся в кресле тестем (и у того руки, конечно, связаны, а интеллигентная физиономия, сведенная испугом, украшена свежим синяком), подсунул ему диктофончик под самый нос. Словом, классический допрос с угрозами, судя по всему, очень быстро увенчавшийся успехом – сейчас-то все, понятное дело, замолкли, ошеломленные вторжением, но еще пару секунд назад тесть, никаких сомнений, заливался соловьем…
Ни разу еще Мазур не видел у своей тещи столь радостной физиономии. Рот у нее, правда, был залеплен широкой белой полосой полупрозрачного скотча – но глаза прямо-таки полыхнули радостью. Нет, все же очаровательная женщина, даже в этаком виде, – а может, именно этакому виду и благодаря…
Немая сцена затянулась не долее чем на три секунды. Мазур бесшумным кошачьим шагом передвинулся влево. Тесть дернулся, попытался встать, его опекун чисто автоматически протянул руку, чтобы удержать на месте…
– Всем стоять! – повторил Мазур. – Кто дернется…
Положительно, ребятки были профессионалами – застыли, кто где оказался, прекрасно понимая, что дернувшийся первым пулю первым и получит. Никому не хотелось стать пионером в этом сомнительном предприятии. Конец двадцатого века вообще скуден на героев, порывавшихся бы заткнуть грудью амбразуру.
Мазур повелительным взглядом послал Михася в соседнюю комнату. Тот, едва заглянув, отрицательно покачал головой и занял прежнюю позицию. Нельзя было давать им время на раздумья, и Мазур, усмотрев подходящий по ширине кусок стены, тихо распорядился, мотнув головой:
– Туда! Руки на стену, ноги шире! Кто дернется… Эй, диктофон положи на кресло – медленно, плавно… Сидеть!
Последнее уже относилось к тестю, попытавшемуся было вскочить, – не хватало еще, чтобы начал метаться по комнате и кто-то воспользовался им в качестве живого щита…
Трое приняли указанную Мазуром позу. Михась, благо на столе лежал и нож, и моток белой синтетической веревки, мгновенно отхватил несколько кусков и выскочил в прихожую, дабы спеленать ушибленного привратника и вырубленную Кеану. Взяв освободившийся нож, Мазур одним рывком рассек веревки на запястьях Ирины и осторожненько отодрал со щек и губ клейкий скотч. Она была в некоторой заторможенности и потому даже не потянулась прикрыть грудь, вообще не шевелилась – сидела и таращилась на него округлившимися глазами. Мазур мимоходом отвесил ей пощечину – в целях предупреждения истерики, на посторонний взгляд игривую, но довольно чувствительную. Сделал страшную рожу тестю – которым некогда пока что было заниматься.