«А теперь, когда я завалил вас на свой диван, проведу психоанализ его цены, и она у вас на глазах значительно уменьшится!» – произносил он, стараясь подражать голосу знаменитого австрийского специалиста, однако выходила все равно пародия на сексуально озабоченного нациста. Организация из Буффало, занимавшаяся охраной душевного здоровья населения, подала на такую рекламу жалобу, но Кент только еще больше вошел во вкус.

Как ни старался я обмануть себя, рассчитывая пройти мимо «Рэвелсона», словно его вообще не существовало, все мои усилия оказывались напрасны. Я вытягивал шею и рассматривал тянувшийся вдоль края крыши карниз. То место, где Скотт стоял (как долго, я не знал), думая бог весть о чем, прежде чем решился на более быстрый способ спуска с четвертого этажа, чем по лестнице.

Прыгнул он не с фасада здания, а с боковой стороны, упав на автостоянку. Причем на место, предназначенное для парковки инвалидов. Именно там полиция – в лице офицера Рикки Хейнса – и обнаружила его.

Вот и на этот раз все произошло как всегда. Я остановился и задрал голову. До закрытия магазина оставалось еще полчаса, из торгового зала время от времени выходили люди, заводились двигатели, со стоянки выезжали машины.

Как обычно, я осмотрел место, начав с парковки для инвалидов, подняв взгляд вдоль четырех рядов окон и задержав его на краю крыши.

Сколько могло продлиться падение? Две секунды? Три? Я словно видел, как его тело стремительно летит вниз и ударяется об асфальт. Три секунды представлялись наиболее вероятным временем. И уж точно не дольше. О чем Скотт успел подумать, пока падал? Было ли ему страшно? Осознавал ли он, как только шагнул через край, что наделал? Не попытался ли за эти две или три секунды найти хоть какой-то способ спастись?

Или же был совершенно счастлив? Может, он ударился о землю с блаженной улыбкой на лице? И что оказалось бы лучше? Понять в последнее мгновение, что совершил фатальную ошибку, или, под действием наркотиков, встретиться с Создателем довольным и беззаботным, как жаворонок?

Раздумья обо всем этом не улучшали настроения.

Но размышлять было о чем. Например, как он вообще там оказался? Мне бы очень хотелось возложить вину на милых людей из магазина «Рэвелсон». В конце концов, если бы они не дали Скотту временную работу на лето, он никак не смог бы проникнуть на крышу. Но я отлично понимал, что с таким же успехом можно обвинять фирму, производящую консервы, если ты порезал палец, открывая банку с тунцом. Если честно, Кент Рэвелсон много сделал для того, чтобы облегчить Скотту жизнь. У мальчика ведь не было ни особого предыдущего опыта работы, ни физической силы, которая часто требуется от сотрудника мебельного магазина. Однако Кент неизменно находил для Скотта множество заданий, для выполнения которых не приходилось двигать холодильники. Он даже дал парню попробовать себя в роли продавца, позволив день поработать в отделе матрацев, когда заболел штатный сотрудник, выполнявший эту функцию.

У меня тогда возникло впечатление, что Кент и его жена Анетта, помогавшая управлять магазином, проявили к Скотту особый интерес, поскольку их собственный отпрыск Роман не желал иметь ничего общего с семейным бизнесом. Ему был двадцать один год, и, насколько я слышал, он хотел большего, чем просто владеть мебельным магазином. Он по большей части торчал дома и писал на своем компьютере сценарии фильмов про зомби, которыми пока не смог заинтересовать Спилберга, Лукаса или Скорсезе.

Мы с Донной рассчитывали, что ответственность, связанная с летней работой, окажет на Скотта воспитательный эффект и поможет возмужать. На деле же у него просто появилось больше собственных денег на выпивку и наркотики, которые он и употребил тем вечером на крыше.