— Я Велеслава, — представилась вдруг одна из девушек. – Можно просто Велька.

— А я Дарена. Мы будем вашими помощницами теперь, князь так велел.

Листян кивнула. Это было ей знакомо, даже ожидаемо: у жены Вольского явно должна быть прислуга, хотя она прекрасно обошлась бы и без нее. Но это – статус, конечно.

Горница ей понравилась: и кровать высокая деревянная, и сундуки резные вдоль стен, и шелк голубой, а ванна – особенно. А уж когда несколько молодых парней наполнили ее водой, да еще и горячей – степнячка и думать позабыла о неприятном происшествии на площади.

Велька и Дарена в четыре руки споро раздели юную княгиню, засунули ее в ванну, намылили чем-то весьма приятно пахнущим, потом окатили из ведра, вытерли мягким полотнищем и облачили в длинную белоснежную сорочку.

— Красавица, – с одобрением сказала Велька (а может, и Дарена, Листян пока их совершенно не различала, все моры казались ей на одно лицо). — Талия тонкая, грудь высокая, косы толстые. Князю люба будешь.

Степнячка польщенно улыбнулась.

— Вы полежите, княгинюшка, пока. Мы наряд принесем – и на обед отведем вас.

Листян покорно улеглась на пахнущую травами и цветами постель. Было зябко, она забралась под одеяло. И, конечно, тотчас же уснула, согревшись.

11. 11. Княгиня

Пробуждение было… не сказать, что неприятным, но уж точно – восторга у Листян не вызвало. Глаза открыла – и натолкнулась взглядом на рыжую бороду. В постели она была не одна. Пискнула слабо, на себя одеяло натягивая выше, до самого носа.

— Проснулась, – с довольным видом кивнув Матвей Всеславович. – Вот и замечательно. Женой делать сомлевшую девицу — радости мало.

Листян сжалась в комочек. Конечно, она догадывалась, что это произойдет, но ведь князь совсем чужой ей человек и даже нисколько не нравится внешне. Вряд ли ей понравится. Да она дышать в его присутствии боится! Это ведь не Наран, которого она с детства знает!

Невольно скользнула взглядом по рыхлой белой груди, поросшей рыжеватыми волосами, по складкам на боках – слов не найти, до чего ей стало противно. И снова невольно вспомнился Наран, его гладкое юное тело, которое она не любила ни капли, но прикасаться к упругим бокам и крепким плечам ей понравилось. Зажмурилась, тихо выдыхая, и шепнула:

— Я готова.

Чем быстрее это произойдет, тем лучше.

А что было дальше, она старалась никогда больше не вспоминать. Мерзко, противно, больно. Не так больно, как тогда, в первый раз. Но тоже – до слез.

Матвей даже не стал ее раздевать, просто задрал подол сорочки до пояса и раздвинул безвольные девичьи колени. К счастью, закончилось все быстро, князь пыхтел, наверное, не больше четверти часа, а потом просто поднялся, кинул небрежно: “Теперь спи, утром девки придут, помогут одеться”, и ушел.

Разрыдаться степнячка себе позволила уже тогда, когда его шаги совсем затихли.

Чувствовала она себя оскверненной, испачканной. И поняла вдруг: все. Жизнь больше не будет беззаботной и веселой. Вот она и стала взрослой.

Не тогда, в шатре Нарана, Листян сделалась женщиной, нет. Именно сейчас. Там, несмотря на боль, была игра. Не страшная, не обидная, ее не унизившая. А настоящее – оно вот такое.

Поднялась с постели, поскуливая, прошлепала босыми ногами по полу, обжигавшему холодом даже сквозь толстый ковер, к ванне. Помнила, что на столике рядом с ней стоял металлический кумган (*кувшин с узким горлышком для омовения) и лежали тряпицы. Обмылась, постояла, прижавшись лбом и грудью к теплой мозаичной стене. Отчего-то хотелось попросить прощения – у кого, она не понимала. Не то у брата, не то даже и у Нарана. Если у него когда-то и были шансы, то кончились. Все. Теперь Листян – жена другого.