Третья группа документов: различные купчие на небольшие участки – на Тортуге, в Аргентине и здесь, в Гаене. Так, на фиг. Не хватало еще светиться в каких-либо разборках. Все это – на растопку камина.

Четвертая группа: залоговые векселя шести феодалов графства Манага на ленное имущество общей суммой тридцать шесть тысяч сто шестьдесят пиастров.

Самая маленькая сумма – пятьсот золотых дублонов или две тысячи сто шестьдесят пиастров – за целое хозяйство размером одиннадцать целых и одну третью часть ленов. Зная современные реалии, перевел на нормальный русский язык, и получилось владение аж в два квадратных километра. Это вместе с маленьким замком, деревенькой на тридцать дворов, ручьем и кустарником, который числился лесом. Даже мельницы не было в хозяйстве.

Самая большая сумма – двадцать тысяч пиастров, залог за хозяйство в семь раз больше. И это – земли и имущество де Гарсиа.

Во всех остальных случаях весь комплекс ленного имущества в залог не передавался; кое-где – участок земли, а кое-где – деревенька.

И что с этим всем делать? С Гарсиа понятно, а с остальными – либо похерить, либо найти продажного нотариуса. Или продажные еще не родились? Не может быть, если во дворце титулами торгуют, то найти крючкотвора, который за определенную мзду сделает запись переуступки задним числом, тем более можно. Значит, не выбрасываем, делаем дополнительную скрутку для своего архива.

Теперь приступим к бумажкам, лично для меня более интересным: акции французской Вест-Индской компании – девять сертификатов по тысяче двести пятьдесят луидоров каждый. По весу золота французский луидор соответствует испанскому дублону, значит, в переводе на серебро общая сумма будет сорок восемь тысяч шестьсот пиастров без накапавших процентов.

Даже не знаю, сколько еще будет длиться война, этим периодом европейской истории никогда не интересовался, но мне без разницы, после окончания морской школы во Францию наведаюсь обязательно.

Последними листочками, которые оказались разбросанными по столешнице секретера, были ценные бумаги различных испанских банков. На общую сумму семнадцать тысяч пиастров.

Теперь прикинем, что утоплено в реке. Почему посчитал, что серебра не меньше пятнадцати килограмм? Потому что в той жизни на лоджии стояла пудовая гиря, к которой от случая к случаю делал подход. Так вот, мозги тот вес помнят, а здесь было на капельку меньше, чем пуд. Значит, серебра в переводе на монеты – около шестисот пиастров.

С золотом тоже сильно не ошибусь, по весу – около четырех килограмм, или приблизительно две тысячи четыреста пиастров.

Стоимость жемчуга, который лежит в мешочке, не знаю, нужно уточнить, а за остальные золотые изделия, вспоминая недавний торг у Ицхака, думаю, тысячи три выторговать можно. Только отберу несколько сережек, колечек и два колье, или, как говорит о них моя Любка, монист. Одно – из изумрудов, а второе – из кровавых рубинов.

Нет-нет! Подарить своей невесте драгоценности из военного трофея – это не западло. Вот ограбить обывателя, а затем дарить, тогда да, очень нехорошо.

Выбрал и себе на серьгу колечко из фальшивого серебра, которое обычно оставалось после выплавки золота (платина обыкновенная) и по указу короля под надзором алькальда топилось в реке на протяжении последних ста пятидесяти лет.

Серебряный полумесяц, который мне, как казаку, положен в левое ухо, нацепил когда-то лично дед Опанас. Потом серьга пропала, видно, пахолки Собакевича сняли, сама слететь не могла. Рыжье в ухе – не по статусу, а белый металл как раз подойдет. Да! И эту черную жемчужину пусть Ицхак в платину оправит. Не такая получится серьга, как писал Сабатини, и на капитана Блада похож не буду, это для меня слишком большая честь. Впрочем, о чужой чести думать незачем, своей бы не потерять.