– Как интересно, – ответил Лео, на лице его читалось все, что он в тот момент думал.

Посол кивнул.

– Вы у нас в первый раз?

– И в последний.

– Вот как, – ответил посол.

– Я убью вас, – процедил Лео.

– О, я польщен, – произнес посол. – Я знаю, вы в надежных руках.

И, улыбнувшись фрау Ридерготт, он исчез в толпе.

К ним выстроилась очередь. Господа и дамы жали ему и Элизабет руку. Кто-то был родом из Вупперталя, кто-то из Ганновера, Байройта, Дюссельдорфа, Бебры, а один весьма тощий и прямой, как палка, господин – из Галле на Зале. Прошло не так много времени, и Элизабет начала задаваться вопросом, не была ли на самом деле эта страна вообще населена исключительно немцами.

– Вот! – произнес Лео, сев в машину. – Вот во что превращается искусство! Все остальное – лишь иллюзия и пропаганда. Я всегда об этом говорил! Вот только не знал, что это и в самом деле так! – Элизабет заметила, как он побледнел. – Вот ради чего весь труд, вся борьба, все волнения, этому отдаешь всю свою зря растраченную жизнь! Ради того, чтобы тебя приглашали всякие бездушные люди, жали тебе руки – чтобы лемурам было о чем поболтать, прежде чем пожрать!

Сидевшая впереди фрау Ридерготт вздрогнула и обернулась.

– Ну да ничего, все не зря! – воскликнул Лео. – Дорогая фрау Ридерготт, это я так, вообще!

Той ночью, опять запершись в ванной, она наконец сумела дозвониться до госсекретаря. Сидя на унитазе, она прижимала к уху трубку.

На ломаном английском тот сообщил ей, что положение затруднительное и он, в общем, ничем не может помочь. Но даже если бы мог, это требовало бы совершенно непомерных затрат.

– Финансовых?

– В том числе.

– Это совершенно очевидно, – ответила она. – Но средства в распоряжении имеются. Невозможно недооценить всю важность вашего вмешательства, и, поверьте, мы будем вам весьма благодарны.

Госсекретарь ответил, что ничего не может обещать, но еще выйдет на связь.

Пробравшись на цыпочках в комнату, Элизабет налетела в темноте на тумбочку. На пол покатился стакан, и Лео проснулся.

– Бежим отсюда!

– Что?

– Не пойду я завтра на прием Внешнеторговой палаты. Я просто исчезну. Полетели к пирамидам? Всегда хотел их увидеть.

– Хорошо.

– Ну а что они мне сделают? Засудят меня? – тут Рихтер засомневался. – А они вообще могут? Ну, в теории, я имею в виду. Теоретически они могут меня засудить?

– Не думаю.

– Да, но могут ведь?

Элизабет опустилась на подушки. У нее не было сил отвечать. Во тьме она чувствовала на себе его взгляд и понимала, что он хотел бы коснуться ее, но она так сильно устала, что даже не могла объяснить ему, насколько.

Наутро они уехали. Взяли такси в аэропорт, затем сели на ближайший рейс в сторону гор. На протяжении всего полета она уверяла его, что это ничем плохим не обернется, что никто не станет его преследовать и никого не сажают в тюрьму за то, что он, несмотря на данное обещание, не явился во Внешнеторговую палату. Под ними тянулась утопающая в зелени джунглей горная гряда, самая высокая из всех ею когда-либо виденных в жизни.

– Все как встарь, – произнес он. – Будто прогуливаешь уроки.

– Ты никогда не был прогульщиком.

– Тебе откуда знать?

– Значит, был?

– Каждый прогуливал школу.

– Только не ты!

Он отвернулся к окну и до самой посадки не произнес больше ни слова.

Воздух в горах был настолько разреженным, что было трудно дышать, а сердце с каждым шагом билось все сильнее. Дома и улицы переливались в лучах яркого солнца, заливавшего все вокруг, тени было не найти, и спустя всего несколько минут кожа начала изнывать от переизбытка света. Покуда такси, громко сигналя, продиралось сквозь толпу людей, она прослушала сообщение от Морица. По всей видимости, передавал он, вмешались местные власти, ничего еще точно не известно: одни говорят, что заложников отпустили, другие – что они мертвы. Коллега обещал перезвонить, как только ему станет что-то известно.