– Ты меня назвала чудовищем, – продолжал Лука, понизив голос, чтобы не разбудить заснувшего ребенка, – но ведь это не я исчез, не оставив письма. Не я решил, что ребенку будет лучше без отца. И у тебя хватает наглости называть чудовищем меня?!

Она немного разжала стиснутые зубы, но продолжала смотреть прямо ему в лицо.

– И снова так поступила бы, глазом не моргнув.

Кровь бросилась ему в лицо, кожа стала обжигающе горячей. Она ни в чем не раскаивается! В его силах сурово наказать жену. Он может забрать у нее Лили и навсегда изгнать ее из их жизни.

Он может поступить так, но не поступит.

Лука любил обоих родителей, но именно к маме прибегал с разбитыми коленками и ссадинами, которые заживали от одних ее поцелуев, к маме, для которой и тысячу раз обнять его было недостаточно.

Грейс любит Лили. А Лили нужна Грейс. Между ними уже возникла прочная связь. Нужно иметь каменное сердце, чтобы ее разорвать.

Нельзя наказывать Лили за грехи ее матери.

Нет, наказание для Грейс будет иного рода. Чернота затопила его грудь. Лука подошел к Грейс и наклонился к ее уху. И помимо запаха чистой кожи ощутил ее страх, который его порадовал. Он хотел, чтобы она его боялась. Он хотел, чтобы она проклинала день, когда ступила на землю Сицилии.

– Больше тебе никогда не удастся забрать ее у меня. Лили принадлежит своей семье, Сицилия – ее дом. Тебе повезло, потому что я убежден: детям лучше расти с матерью, не то ушел бы сейчас с ней, а тебя оставил кусать локти. – И, помедлив, он добавил с нажимом: – Сделал бы это глазом не моргнув.

Грейс зажмурилась и сжала губы, стараясь не дышать. Горячее дыхание Луки проникало ей в ухо. Кожу начало покалывать, и это знакомое ощущение испугало ее.

Она с трудом придала лицу спокойное выражение, восстановила дыхательный ритм. Но над сердцем у Грейс не было власти, при первом же вдохе оно подскочило и больно ударилось о ребра, снова вызвав мучительный приступ тошноты.

– Видишь, bella, тебе дается шанс, – проговорил Лука тихим угрожающим голосом. – Мне нужна только моя дочь. Ее благополучие – единственное, что для меня важно. Ты можешь или остаться в этом убогом коттедже, или вернуться на Сицилию со мной и Лили как член нашей семьи.

– Я никогда не буду членом вашей семьи! – пылко воскликнула Грейс. – И никогда не стану спать с тобой…

Он перебил ее циничным смехом:

– Могу тебя успокоить по этому поводу. Раз ты родила мне ребенка, у меня больше нет необходимости спать с тобой. Для своих потребностей я заведу любовницу. А ты станешь хорошей сицилийской женой. Послушной и уступчивой. Эту цену тебе придется заплатить за право оставаться с Лили.

– Я ненавижу тебя!

Он снова рассмеялся; смех его ничем не напоминал прежний – громкий и беззаботный.

– Можешь мне поверить: ты ненавидишь меня не сильнее, чем я тебя. Ты украла у меня моего ребенка, а я не тот человек, который прощает подобное. Но я не чудовище. Если бы я им был, то забрал бы Лили не колеблясь, бросив тебя здесь. Так же, как поступила со мной ты. Выбирай: или ты возвращаешься на Сицилию со мной и Лили, или остаешься. Но знай: оставшись, ты больше не увидишь дочь. И если сейчас поедешь, а потом решишь уйти, тоже ее не увидишь. А если я решу, что ты ведешь себя не как подобает настоящей сицилийской жене и матери, я выдворю тебя из поместья…

– И я больше не увижу Лили, – механически закончила Грейс.

Лука улыбнулся и кивнул:

– Итак, мы пришли к взаимопониманию. Теперь решай. Что ты выбираешь?

Никогда в жизни Грейс не чувствовала себя так плохо, как в тот миг, когда бронированный джип остановился перед огромными воротами. Два вооруженных охранника почтительно кивнули, и они въехали на территорию поместья Мастранджело.