Она двигалась настолько легко, что казалась плывущей по воздуху. Свободное одеяние из белоснежной полупрозрачной ткани обвивало ее стан. Бледная кожа почти сливалась с нарядом. Светлые волосы (их называют платиновыми) чуть колыхались при движении. Ее глаза, похожие на голубые льдинки и не отражающие никаких чувств, слегка прищурились, словно свет свечи был для нее слишком ярок. У нее были тонкие губы, слегка фиолетовые от холода. И никаких следов косметики.
– Вы Кейен Кронк? – спросил я, когда она остановилась рядом со своим креслом.
В ответ последовал едва заметный наклон головы.
– В таком случае присядем и покончим с делами.
Она отодвинула кресло и легко опустилась в него.
Усаживаясь, я успел бросить взгляд на Морли и Дожанго. Они напряженно вглядывались в темноту, похожие на занявших стойку выдрессированных волкодавов. Никогда не замечал за Дожанго таких способностей.
Я посмотрел на противоположную сторону стола. Она ждала, скрестив руки на груди.
Мой рассказ занял много времени. Он включал в себя историю гибели Денни, содержание завещания и закончился предложением: либо отправиться в Танфер, чтобы вступить во владение наследством, либо составить письменный и заверенный по всем правилам отказ от всего, что завещал ей Денни Тейт.
Изъясняясь на языке, который Морли называет юридическими непристойностями, я постоянно перекладывал свои бумаги. Под их прикрытием я ухитрился развернуть листок, оказавшийся в моем кармане. Да, это была записка. Она гласила:
Приезжайте и заберите ее. Как можно скорее. Пока еще есть шансы на спасение.
Я задрожал, но постарался убедить себя, что это от холода.
Перечитав записку, я, якобы делая заметки, сумел набросать ответ:
Разверните вложенный листок только в ее присутствии. Сделайте это, иначе – никаких надежд.
В записку я завернул одно из заклинаний, приобретенных у Старой Ведьмы. Часовой у двери не изъял у меня этих волшебных бумажек, если вообще их заметил. Засунув послание в карман, я целиком сосредоточился на этой призрачной женщине.
Постаравшись изобразить изумление, я воскликнул:
– Неужели, находясь в здравом уме, вы отказываетесь от ста тысяч марок? За вычетом гонораров, естественно. Сто тысяч серебром!
Она наклонила голову, выражая согласие; мне показалось, что на ее лице мелькнула тень отвращения. За все время нашей беседы – единственное проявление каких-либо эмоций.
– Прекрасно. Я не стану притворяться, будто что-либо понимаю, но тем не менее начну готовить формальный документ, подтверждающий ваш отказ.
Я неторопливо принялся за писанину, добавив:
– Один из моих помощников выступит свидетелем с моей стороны, а кто-то из сопровождающих вас джентльменов – с вашей.
Последовал еще один наклон головы.
Закончив писать и поставив подпись, я сказал:
– Морли, мне нужна твоя закорючка.
Морли приблизился и расписался. Он все еще был напряжен, как отведенная до упора тетива арбалета.
Перебросив документ и передвинув чернильницу к противоположной стороне стола, я спросил:
– Взгляните, вас это удовлетворяет?
Она внимательно изучила бумагу, кивнула, взяла документ, чернильницу и перо, поднялась и уплыла во тьму.
Я, в свою очередь, собрал все бумаги и, встав рядом с креслом, принялся ждать. Очень скоро прекрасное видение приплыло обратно и положило подписанный по всем правилам документ рядом со свечой, избежав таким образом физического контакта, который обязательно возник бы при передаче бумаги из рук в руки. Я взял документ со стола и спрятал в карман.
– Благодарю вас, мадам, за ваше внимание и за то, что вы согласились потратить на нас ваше драгоценное время. Больше я вас не побеспокою.