Я сглотнула комок в горле.

– Почему ты не спрашиваешь, где ее нашли?

– Какая разница где? Она давно умерла.

Лене мой ответ не понравился. Наверное, я тоже по какой-то причине в списке подозреваемых.

Хлопнула входная дверь. Отец заглянул в кухню. Протянул Лене руку:

– Здоро́во!

– Здравствуйте.

– По делу или так?

– По делу. Вот. – Леня вынул из кармана и протянул мне смятый листок. – Решил вручить лично. Завтра сможешь?

Я развернула листок. Это была повестка на допрос в связи с повторным открытием и дорасследованием уголовного дела.

– Решил начать с тебя. Ты ее видела последней.

– Дело ты ведешь?

Леня кивнул. Я проводила его до двери. Он улыбнулся мне на прощание.

Утром отца опять не оказалось дома. Такое впечатление, что он меня избегает. Может, ему самому тяжело вспоминать.

Встреча с Леней была после обеда, поэтому я посидела за ноутбуком, перекидывая в него заметки из блокнота, написанные вручную.

У ужасного сборника прибавилось героев.

Главный герой, сорок пять лет. Живет в коммуналке после развода. В квартире шесть комнат, он занимает одну. Соседи странные – не здороваются, не разговаривают. Сидят по своим комнатам, будто никого нет. Вечером никто не выходит.

У героя бессонница, он мучается от головных болей. Ночью он слышит, как капает кран на кухне (питерская коммуналка с ванной на кухне, за шторкой). Он пытается поговорить с соседями, чтобы скинуться на сантехника, но соседи отказываются это обсуждать, скрываются в своих комнатах. Кажется, кухней вообще никто не пользуется, кроме героя. Герой вызывает сантехника, потом еще раз. Но кран продолжает капать и нервировать его.

Герой на грани срыва – он не может спать. Соседи утверждают, что не слышат никакого капания. На кухне под ванной расплывается темное пятно. Однажды ночью неспящий герой слышит шум. Он идет на кухню, отдергивает занавеску, а там…

Я стояла у здания управления внутренних дел города Гордеева. Дверь была та же самая, бордовая, с потеками краски внизу. Я потянулась к дверной ручке, но дверь распахнулась сама, и из управления вышла стайка подростков. Мне показалось, что вчерашних, которые подожгли мусорку. Вблизи они не выглядели ни заброшенными, как дети из неблагополучных семей, ни развязными, как хулиганы. Две девочки и три мальчика. Весело переговариваясь, они завернули за угол. Когда до меня перестал доноситься их щебет и смех, я потянула ручку на себя. Помедлила, прежде чем войти.

– Давай же, трусиха, – крикнула Вера из-за спины и проскользнула внутрь под моей рукой.

От неожиданности я отпустила ручку, и дверь захлопнулась. Я быстро открыла ее и вошла. На меня обрушился гомон голосов – в управлении, которое я помнила пустым, темным и гулким, днем было полно людей. На первом этаже почти до двери тянулся хвост очереди в паспортный стол. Продравшись сквозь него и не отвечая на вопросы, в какой я кабинет и почему лезу без очереди, я поднялась на второй этаж. Здесь хлопали двери кабинетов, полицейские в форме и без проходили мимо с бумагами, задевая меня. На скамейке ожидали вызова трое ханыг. Я заглянула в кабинет, который раньше занимал Леня. Он сидел на своем прежнем месте. Обернулся, увидел меня.

– Заходи.

Я вошла и присела на свободный уголок кушетки, стоявшей у двери. Вся она была завалена стопками дел.

– Ниче не видел. Ниче писать не буду, – бубнил ханурик у Лениного стола.

Леня цокнул, пощелкал по клавиатуре одним пальцем. Зажужжал принтер, выбрасывая напечатанный лист. Леня поставил подпись и всучил лист собеседнику. Тот читал бумагу, поднеся к самым глазам.