Общая борьба с этими силами, которые хотели бы поработить наши народы, – это принципиальная позиция, которая должна быть принята как позиция политическая. Потому что так сейчас надо.

Прозелитизм между монотеистами сейчас неверен, неправилен, ошибочен. Он ослабляет единый фронт борьбы.

Единый фронт борьбы против нового языческого Рима, против Запада, против идущей оттуда унификации, которая делает наших женщин, христианок и мусульманок, доступными всем.

Унификация лишает наших мужчин мужского достоинства, меняет их пол. Против этого надо выступать единым фронтом, выдвигая концептуально пространство традиционных ценностей, основанных на вероисповедании наших общин, наших конфессий.

Я в своей жизни общался с самыми радикальными людьми, людьми самых радикальных взглядов. В том числе и в исламских общинах. И они мне говорили: почему ты так знаешь все хорошо, много знаешь, а не принимаешь ислам?

Я им отвечал: потому что я верю в Бога. Не хочу никого обижать. Мы верим в одного и того же Бога. Мы верим в то, что мы умрем, в то, что мы предстанем на Страшном суде.

Давайте предоставим Всевышнему судить о наших делах. Судить о том, ради чего мы жили в наш короткий исторический период, как мы справились с теми задачами, которые Всевышний перед нами поставил.

Ведь это же не случайность, это ведь не игра, что каждый из нас был рожден в это смутное, страшное время XX–XXI века.

Во время, которое диктует нам особые правила, отличные во многом от правил Средневековья, когда человек был целостным.

Когда у человека не было на руке тикающего времени. Когда человек измерял свою жизнь часом молитвы, часом церковного колокола или азаном, который звучал с минарета.

А сегодня человек живет в расколотом пространстве, в расколотом времени, в расколотом мире. Правила поведения – другие.

Предоставим Богу – Богово. А человеку оставим возможность думать о том, к чему его призвал Бог, и сопротивляться тому, что уничтожает в нас человеческое.

А человеческое в нас только то, что связано с Господом Богом. В этом я уверен на сто процентов. И в этом моя политическая, мировоззренческая и жизненная позиция.

Россия – страна особого религиозного сознания, сочетающего в себе и глубокий «естественный» мистицизм, и столь же глубокое «естественное» богоборчество.

Еще Достоевский показал отсутствие рационализма в движениях «русской души». Даже «бессмысленный и беспощадный» русский бунт – бунт не столько против обстоятельств жизни, сколько против навязанной извне необходимости самой жизни.

Признание реальности бытия этого ИЗВНЕ диктует и взаимоотношения с ним – или вышеупомянутый истерический бунт («но так, чтобы и все вместе со мной исчезло!»), или полное религиозное смирение, церковная красота которого, собственно, и «спасет мир».

Подобная глобальность, воспринимаемая тонким европейским сознанием как признак варварства, лежит в основе знаменитого русского мессианства, до сих пор насыщающего евразийское духовное пространство.

«Излечить» Россию от этой религиозности можно, только полностью уничтожив ее иррациональную «почву», бросив страну в иные, прагматические миры – миры «всесторонне описанного Бога», поставленного на службу человеку и обществу.

Эпоха советского тоталитаризма, нанеся страшный удар по внешним формам проявления религиозности, не затронула ее «почвенной» основы. Вера большинства населения СССР в торжество социальных идеалов (от коммунистических до советско-имперских) подтвердила эту гипотезу.