– Такого же подходящего, как мой внук? – чуть-чуть насмешливо осведомилась герцогиня.

– Сомневаюсь, что вообще может найтись такой же человек, как он, или в чем-то на него похожий, – ответила Кэролайн с напускным простодушием, – ведь его сиятельство совершенно в своем роде неподражаем, не правда ли?

– Я тоже всегда так думала… Он, по его собственному признанию, чрезвычайно увертлив, и я должна поздравить вас, Кэролайн: вы взяли крепость, для столь многих оказавшуюся неприступной.

– Мне очень повезло, наверное… Но к тому же я была, возможно, лучше других вооружена.

Орелия слушала этот обмен любезностями в каком-то немом замешательстве. Казалось, обе женщины – одна такая старая, другая еще столь молодая – умело фехтуют шпагами, и циничная умудренность в их взглядах, ирония, звучащая в голосах, были гораздо выразительнее их слов.

В эту минуту дверь распахнулась, вошел джентльмен, и Кэролайн, радостно вскрикнув, побежала ему навстречу, простирая руки, а перья страуса на ее капоре пришли в сильнейшее волнение – так быстро она устремилась к вошедшему.

– Ну, значит, вы добрались благополучно, – послышался глубокий, низкий голос, и сердце Орелии едва не остановилось – у нее не было сил вздохнуть.

«Этого не может быть, это невероятно! Какое фантастическое совпадение», – подумала она, в сущности, сразу узнав того, кто вошел сейчас в гостиную герцогини: это он, тот самый джентльмен, оградивший ее от приставаний двух молодых охотников, тот, кто вверг ее тогда в необычайное, волшебное оцепенение. Однако он, очевидно, ее не узнал – и Орелия перевела дыхание: теперь надо было взять себя в руки, ничем не выдавая своих чувств. Он вряд ли хоть раз вспомнил о ней после того, как уехал, а если это не так, то помнит лишь девушку в старом дорожном плаще, которую принял, наверное, за сельскую, ничем не примечательную жительницу, не стоящую внимания столь сиятельного джентльмена, как он сам. Да, он забыл ту, которую снисходительно тогда поцеловал, и вовсе ее не узнает теперь в модно одетой девице в щегольском парижском плаще и французском же капоре – в его собственном салоне. И почти сверхъестественным усилием воли Орелия заставила себя казаться спокойной, пока, под руку с Кэролайн, джентльмен, которого она и не чаяла увидеть снова, медленно шел ей навстречу. Нет, она-то, конечно, ничего не забыла, ни этого красивого лица с его таким запомнившимся ей цинично-саркастическим выражением, ни слегка насмешливой улыбки, ни лениво полуопущенных век, и никогда-никогда не забудет. А сейчас он уже так близко…

Подойдя к герцогине, он поднес ее руку к губам, прежде чем поцеловать ее в щеку.

– Простите, бабушка, я должен был приехать пораньше, чтобы представить вам Кэролайн, но меня задержали.

– Карты, лошади, женщина? – быстро перечислила герцогиня, и опять в ее глазах блеснула лукавая искорка.

– На такие вопросы обычно не отвечают, но вам я отвечу: лошадь. Вы разочарованы?

– Это зависит от того, кто всадник, – возразила герцогиня, и маркиз рассмеялся. А потом повернулся к Орелии. Она попыталась взглянуть на него, но не смогла, и темные ресницы лишь подчеркнули бледность ее лица, когда она присела в поклоне.

– Это моя кузина Орелия, – услышала она слова Кэролайн, – я тебе рассказывала о ней, Дариус, и то, что папа завещал ее мне как источник добра и долг совести.

– И этим он взвалил на тебя чрезвычайно тяжкую ответственность.

В голосе маркиза снова прозвучала уже знакомая Орелии ирония. Выпрямившись, она взглянула на него, но не уловила ничего необычного в его взгляде, а поклонился он ей довольно сухо и формально. Он ее не узнал – решила Орелия, – а может быть, уже просто забыл девушку, которую поцеловал. Эта мысль принесла ей и облегчение, и почему-то ее опечалила. Начался разговор о Лондоне и о планах маркиза для Кэролайн на этот вечер. Орелия молчала, но остро чувствовала присутствие хозяина дома. Но как же она могла мечтать, что снова когда-нибудь встретится с джентльменом, который стал первым человеком в жизни, коснувшимся ее губ своими губами! Она украдкой поглядывала на него и очень растерялась, когда он неожиданно к ней повернулся.