– По словам соцработника, да.

– А как бы он вернулся в Оксфорд без машины?

– На автобусе. – Гислингхэм пожимает плечами. – Куда ему спешить? Родных у него нет, никто не пристанет с вопросом, где он пропадал. И впереди куча времени, чтобы избавиться от тела.

– После того как он с ней разделался, – мрачно добавляет Эверетт.

– Харпер вполне мог держать ее у себя живой.

– Все равно есть нестыковка, верно, сэр? – вступает в беседу Сомер. – В машине Ханны не обнаружено следов посторонней ДНК. Конечно, он мог доехать до Уиттенхэма и стереть все следы, но это не так уж просто.

Эрика хорошо подготовилась. Ей явно светит место в Управлении уголовных расследований.

– Может, надел защитный комбинезон? – предполагает Гислингхэм. – Вроде пленки, которой накрывают сиденья в автосервисе.

– Позвони Чаллоу и скажи, что надо обыскать дом на Фрэмптон-роуд, – говорю я Куинну. – Пусть ищут тело и одежду, подходящую для заметания следов.

Когда все начинают выходить из кабинета, я ловлю взгляд Бакстера.

– Я хочу, чтобы ты просмотрел нераскрытые дела о пропаже молодых женщин и маленьких детей за последние десять лет.

Он ясно представил себе объем работы, но промолчал. Поэтому Бакстер мне и нравится – знает, когда нужно держать язык за зубами.

– Начни с Оксфорда и Бирмингема, расширяй поиск по пятьдесят миль. Потом возьми десять лет до этого.

Бакстер кивает.

– Среди детей искать и мальчиков, и девочек или только мальчиков?

Я уже направился к коридору, однако его вопрос меня остановил.

– Пока только мальчиков.

Спустя полчаса я захожу в кафе на Крытом рынке и сажусь напротив Брайана Гау, по которому сразу видно, что он в курсе сегодняшних новостей. Вокруг снуют толпы людей, покупатели заглядывают в кофейный магазинчик, роются во всяких вещицах в лавке по соседству. Надписи на винтажных открытках гласят: «Копай ради победы», «Гиннесс вам полезен», «Будь спокоен и двигайся дальше». Тьфу ты, бесит…

– А я все думал, когда же вы позвоните, – говорит Гау, складывая газету. – Повезло, что застали меня, – завтра еду на конференцию в Абердин.

Если и есть собирательное существительное для множества криминалистов-психологов, то это слово «сложность».

Он отодвигает тарелку. Гау никогда не откажется от плотного английского завтрака, особенно если я плачу́.

– Как я понимаю, вы хотите поговорить об этом Харпере?

Официантка с грохотом ставит перед нами две чашки, расплескивая кофе на блюдца.

– Тяжелый случай, – продолжает Гау, добавляя в напиток сахар. – Выдвинуть обвинения при наличии болезни Альцгеймера – дело нелегкое. Хотя вы и без меня это знаете.

– Я пришел не за этим. Когда мы обнаружили девушку, ситуация казалась довольно простой…

Гау вопросительно поднимает бровь, затем снова помешивает кофе.

– То есть мы думали, что его мотивы ясны. И сначала предположили, что ребенок родился в подвале, как у того австрийца, Йозефа Фритцля.

– С Фритцлем все иначе – по крайней мере, в психологическом плане, – ведь он держал в подвале собственную дочь. Ну, полицейские не очень-то обращают внимание на подобные детали. Однако из ваших слов я делаю вывод, что все не так уж просто.

– Муж Ханны спросил, почему Харпер напал именно на нее. Может, он помешан на молодых женщинах с детьми? Только в этот раз почему-то передумал и бросил Тоби. Хотел сбить нас со следа? Если все так, то дело принимает совершенно другой оборот. Мы считали, что ребенок родился от Харпера – а что, если он похитил девушку вместе с ее сыном?

– Полагаю, сейчас проводится анализ ДНК?

Я киваю.

– Есть некоторые затруднения, но вообще да, мы работаем над этим.