Все дружно повернули головы в сторону двери. Наконец я смогу увидеть этого Брунито, покорившего сердце моей мамы и согласившегося забрать из нашего дома такое сокровище, как Тереса.

Бабушкой старшую родственницу жениха назвать язык не повернулся бы ни у кого из присутствующих в гостиной. Ранее я посчитала фьордину Нильте элегантной? Так вот, данная особа просто меркла перед фьординой Берлисенсис. Как магический светлячок в присутствии солнца. Без него заметен, при нем – нет. Сухощавая, подтянутая, даже в строгом платье и при минимуме украшений, бабушка Бруно притягивала к себе взгляд, несмотря на возраст. Впрочем, как я уже сказала, пожилой назвать ее нельзя было никак. Единственное, что выбивалось из облика, – металлическая трость с массивным набалдашником. Возникало впечатление, что цель этого предмета – вовсе не помощь даме при ходьбе, а скорее указание на ее почтенный возраст, который другими средствами не подчеркивался. Поздоровалась она вежливо, но как-то так, что каждому показалось, что обращаются лично к нему. Каждому, но не фьордине Нильте – ее вновь пришедшие не заметили. Первый раз я видела, как смотрят сквозь человека безо всяких магических приспособлений. Пожалуй, такому умению хотелось бы научиться, если только оно учится, а не дается вместе с рождением в подобном семействе.

Фьордина Нильте нахохлилась и недовольно поджала губы, напомнив при этом сердитую курицу, сходство с которой еще усугублялось тощими ногами с острыми коленями, выпирающими из-под юбки. От былой кажущейся элегантности и следа не осталось, на лице на мгновение проявилась самая настоящая ненависть, но фьордина быстро пришла в себя и невозмутимо заулыбалась.

– Соледад, Бруно, вы совсем не изменились с нашей последней встречи, – пропела она.

– Хотелось бы, чтобы та встреча действительно была последней, – невозмутимо ответила фьордина Берлисенсис. – Это бы сделало всех нас намного счастливее.

Фьордина Нильте надменно хмыкнула, но на этот раз ее поведение ни на кого не произвело должного впечатления. А уж те, кого она надеялась поразить в самое сердце, на ее хмыканье вообще не обратили внимания. Старшая Берлисенсис начала беседовать о погоде с моей мамой, благо погода этому способствовала: свинцовые тучи наконец разразились дождиком, пока нечастым, но усиливающимся с каждой минутой. Что касается жениха, то он небрежно поздоровался с присутствующими и дальше смотрел лишь в сторону лестницы, на которой ожидал увидеть невесту. Я была вынуждена отметить, что сестра не промахнулась в выборе – жених был хорош, как старинная магография, подправленная в соответствии с нынешними веяниями. И явно влюблен – в беседу вступать не торопился, а иногда и вовсе не обращал внимания на задаваемые ему вопросы. В этом доме его не интересовал никто, кроме Тересы. А она совсем не торопилась нас радовать своим появлением. Собственно, нас уже вообще мало что радовало. Беседа велась только между мамой и фьординой Берлисенсис. Фьордина Нильте все больше нахохливалась, бросала недовольно-настороженные взгляды по сторонам и молчала. Я была удивлена, что она гордо не поднялась и не ушла. Как она собирается просить за сына, если одно ее появление вызывает такое раздражение у Берлисенсисов? Андрес и Даниэль попеременно пытались завязать разговор с Бруно, но оба потерпели полнейшее поражение и сейчас стояли по разным сторонам от моего кресла, а я чувствовала, как за спиной сгущается напряжение. Пожалуй, впервые в родительской гостиной мне было совсем неуютно. Положение спас дворецкий, гордо объявивший, что мы можем проходить в столовую.