— Лучше тебе смириться, — спокойно продолжает Дрейк. — Осознать, принять и свыкнуться, если не хочешь стать общественной игрушкой.

Его смешок только укрепил мысль: он считает это фактом. Данностью, над которой и злорадствовать не имеет смысла. Абсолютное безразличное спокойствие.

Изнутри рвался шквал неприятных слов, которых столичный достоин.

Автомобиль паркуется перед воротами. Выхожу из машины первой. Я скажу… сперва попаду на территорию универа, а после сдерживаться в выражениях не стану. Обреку себя тем самым на ворох проблем, но черт возьми! Как промолчать?

Прохлада ночного воздуха пробралась под свободное худи.

Дрейк неторопливо подошел к воротам — наблюдала боковым зрением. Сама даже не пыталась открыть, все равно не пропустят.

Столичный приложил циферблат наручных часов к сканеру.

Секунда ожидания, вторая, третья…

Перед глазами пустая улица, темные листья деревьев. Принципиально не буду смотреть на столичного. По моему лицу блуждал взгляд Дрейка, с трудом сдержалась от ненавистного ответного, когда все презрение читается в каждом пятнышке радужки.

Створка ворот с коротким щелчком приоткрылась.

Влетаю на территорию, не медля ни секунды. Второй щелчок оповестил о закрытии ворот.

На середине пути к корпусу развернулась. Дрейк с расправленными широкими плечами лениво смотрит по сторонам, неторопливо идет вперед.

Слова жгут язык и обжигают горло настолько, что желание дать им свободу нестерпимо-болезненное.

— За пределами столицы тоже люди живут. Такие же, как вы. Представляешь? Мы не хуже вас, а вы не лучше нас. Все ваше превосходство надумано. Никто не обязан служить вам, полируя ботинки и член до блеска.

— Как трогательно, — насмешливо тянет Дрейк. — Кто еще так считает?

Иду дальше спиной, удерживая между нами большое расстояние.

— Все! Все приезжие!

— Тогда завтра на посвящении вы объединитесь и дадите нам, столичным, достойный отпор, — ироничный скептицизм смешался с воодушевлением.

Поворачиваюсь к нему спиной и взбегаю по ступенькам к входу.

Дадим отпор. Не сомневайся.

***

Джана и Фиф лежат на одной кровати и что-то смотрят на планшете. Они синхронно обернулись.

— О, нашлась пропажа, — Фиф блокирует планшет и садится.

Спину жгут взгляды, пока убираю крем в тумбочку.

— Где была? — Джана садится, скрестив ноги.

Терпела общество высокомерного столичного. Такой вечер хочется поскорее забыть.

— Неважно, — сажусь, упираясь локтями в колени.

Обнимаю лицо ладонями. От смелости распирает каждую клеточку тела.

— Мы должны бороться.

Гордость берет от твердости собственного голоса.

Соседки переглядываются с озадаченными улыбками.

— Мы? — Джана трет ладонь о свою голую коленку.

— Бороться с кем? — Фиф смотрит искоса.

— Со столичными, это ведь очевидно. Или здесь кто-то еще большая сволочь?

Вытягиваю сумку из-под кровати. Разбирать ее нет никакого желания. Достаю футболку и шорты.

— Как ты себе представляешь «борьбу со столичными»? — Джана отражает недоумение обеих. — Для чего?

Они что, серьезно? В самом деле не понимают, зачем с ними бороться? Не может такого быть. Они здесь второй год, знают лучше первокурсников местные устои и порядки.

— Вас устраивает, что с вами обращаются как с рабами?

Тревожные переглядывания соседок раздражают.

— Вам приятно чувствовать себя чьей-то вещью?

— Это не так работает, — Фиф спускает ноги с кровати, ищет пушистые тапочки.

— А как? Объясните, я хочу понять.

Фиф нарочно шаркает подошвой по истертому полу, резкие движения выдают нервозность. Она сдавила ручку двери до побелевших пальцев.

— Забудь! Бунты и прочую чушь. Все пострадаем.