Верующие перешептывались:

– Поворачивают к нам лицо… Смотрите, смотрите – облачают в драгоценные ризы… Вот надевают на голову епископскую митру.[91] А он-то, он… наш родимый… наш покровитель… Он улыбается!..

Толпа, плотно заполнившая храм, уже приходила в возбуждение. Этому немало способствовал запах ладана, курившегося в многочисленных кадильницах.

– Чудо! Покажите нам чудо! – слышались голоса.

Хор запел славословие Сан-Дженнаро, а патер вертел в руках сосуд, постепенно ускоряя его движение.

Быстрее пел хор, священники громче выкрикивали слова молитв, терявшиеся в душном воздухе храма, быстрее вращался хрустальный кубок, и возбуждение верующих росло неудержимо.

– Кровь, закипай! – раздавались возгласы. – Дженнаро, соверши чудо!

Шли минуты, кровь не закипала, и повальное безумие охватило богомольцев. Люди вскакивали с мест, вытягивали шеи, стараясь получше рассмотреть, что творится на амвоне. Фелипе Бруно ужаснулся, видя потные багровые лица с расширенными глазами, дыбом стоящие волосы, широко раскрытые рты, судорожно сжатые кулаки…

Поведение толпы потрясло юношу.

«И это делает вера, – думал в смятении Фелипе. – Та самая вера, которая, по словам писания, может двигать горами. Куда же вера движет этих легковерных людей?.. Они подобны диким зверям…»

И уже не крики, а какой-то рев гремел под высокими сводами храма, вой, стоны, мольбы, рыдания – все смешалось в диком разноголосом хоре.

– Дженнаро, мы просим чуда! На коленях смиренно умоляем тебя! Сжалься над нами!!

Совершение чуда задерживалось, и голоса становились все более угрожающими, выкрики все более дерзкими.

– Старик, не раздражай нас! Забыл, что с тобой сделали наши отцы?! Ты не шути с нами, святой?!! Подавай чудо, Дженнаро!! Дженнаро, Дженнаро!!!

Священники тряслись от страха: они помнили, как лет тридцать назад, когда кровь святого долго не закипала, фанатичная толпа вытащила статую Дженнаро из алтаря и поволокла по уличной грязи. Драгоценные покровы были разодраны в клочья, а священников, пытавшихся помешать святотатству, избили до полусмерти.

Дон Америго Гусман изнемогал с высоко поднятым тяжелым сосудом в руках, а рев озверевшей толпы становился все грознее. Как волна океанского прибоя, он перекатился на площадь, на окрестные улицы.

– Иноверцы! Иноверцы! Нет ли здесь иноверцев?! – раздавались гневные возгласы.

Предание гласило, что если среди верующих замешаются еретики, мусульмане или евреи, то чудо не совершится. И еще немного лет назад толпа католиков растерзала трех богатых маранов[92] из Мадрида, которые заходили посмотреть на чудо кипения крови.

Безумие толпы достигло предела, и наиболее рьяные фанатики уже пробивали кулаками дорогу к алтарю. Стонали ушибленные и придавленные люди… Но долгожданное чудо наконец совершилось. Торжествующий аббат высоко поднял сосуд: кровь в нем сделалась жидкой, приобрела ярко-алый цвет и бурно закипела.

Восторженный крик верующих потряс стены храма. Люди плакали, обнимались, в воздух летели мужские шляпы, перчатки дам. На площади загремели выстрелы. Раньше стреляли и в соборе, но после того как от пуль пострадали статуи и иконы, оружие при входе в храм отбиралось.

Дон Америго Гусман спустился с амвона, и, хотя храм был битком набит народом, перед священником образовалась дорожка. Он шел по ней, шатаясь от усталости, а богомольцы старались прикоснуться к кубку, хватались за ризу настоятеля, и те, кому это удавалось, шалели от счастья.

Настоятель вышел на паперть и со специального помоста показал народу кубок с кипящей жидкостью. И снова бурная радость, объятия, слезы, коленопреклонения…