— Нет, не совсем. Я ищу пропавших детей, — честно ответил Морен. — Мальчика и девочку двенадцати лет. Вадим и Мала. Вы их встречали?

— Нет, деток я уж давно не видела.

— А блины в лесу — ваших рук дело?

Яга рассмеялась.

— Моих, моих, чьих же ещё? Только они не для живых. Я так мёртвые души приманиваю, чтобы помочь им, проводить их на тот свет. Иначе те, кто в лесу умер, так в нём и останутся. Будут блуждать да живых с горя в лес заманивать. С тропы сводить.

— Как болотные огоньки?

Оба замолчали. Яга смотрела на Морена из-под полуопущенных век, будто раздумывала, как много ему известно.

— Да, верно. Они самые.

— А если их начнут срывать живые, те, кто всего лишь заблудился?

— Так что ж в этом плохого-то? Покушают, сил наберутся, глядишь, живыми из леса выберутся. Ты бы тоже поел, юноша. Голодать негоже.

Яга зачерпнула варево большой ложкой и выпила его, прихлёбывая. Во рту у неё почти не осталось зубов, так что и жевала она с причмокиванием.

— Вы что же, каждую ночь развешиваете их по лесу? И не боитесь ходить по нему в одиночку?

— Нет в лесу напасти, что могла бы причинить мне вред.

Морен сощурился.

— Почему? Кто вы?

— А не всё ли равно? Лучше расскажи мне, кто ты такой, Скиталец. Говорят, ты бродишь по свету и убиваешь проклятых. Много ли повидал их на своём веку?

— Достаточно.

— И все они были злыми? — она изогнула брови.

Морен не спешил отвечать: его отвлекло движение на плече — Куцик чистил клюв, потираясь им о маску на его лице.

— Что, если я скажу тебе, — продолжила Яга, — что я всего лишь одинокая старушка, которая живёт в лесу и никого не трогает?

— Тогда я спрошу: а как же черепа перед вашим домом?

Яга рассмеялась — голос её скрипел, как старые половицы.

— В лесу много зверья мрёт. Я их косточки и собираю, чтобы они отпугивали тех, кто ещё жив.

— В деревне говорят, вы живёте уже несколько сотен лет. Они почитают вас, как божество.

— О-о-о, — она склонила голову набок. — Что же будешь делать, если всё на самом деле так?

— Попрошу у вас помощи. В лесу пропадают дети — они уходят к вам за дарами и лучшей жизнью, а после не возвращаются.

Яга, опечаленная, опустила голову.

— Бедные детки. Они не доходят до меня. Когда я нахожу их души, уже слишком поздно. Их ведёт в лес тщеславие, и боги наказывают их за это.

— А как же Василиса?

Повисла тишина. Яга долго вглядывалась в Морена сквозь полуопущенные веки, прежде чем ответить:

— В ней не было тщеславия. Родители отправили её в лес на смерть: мачеха не хотела, чтобы она стала соперницей для её дочерей. Чистую душу можно вернуть.

— За это вы одарили её? За чистую душу? Почему же тогда вы не одаривали никого из мальчиков?

Морен говорил всё быстрее и быстрее, сыпал вопросы один за другим — он не давал Яге время на раздумья, и она сжала пальцы, царапнув ими по столу.

— Сердце воина от природы жестоко, — ответила она.

— Откуда же у вас нашлись меха и золото?

— В лесу часто умирают путники. Мне ни к чему их добро.

— От чего же они умирают?

— Ты не хуже меня знаешь, что может скрываться в ночной темноте.

— Именно. Так откуда у вас — одинокой старушки — мясо, чтобы подать к столу? И как вы так спокойно ходите в лес, ничего не опасаясь? Чьё оно? — Морен кивнул на тарелки. — Скажете, что падаль?

— Ты играешь с силами, которые не понимаешь, Скиталец.

— Так кто же вы? Безобидная старушка? Лесное божество? Или проклятая, что заманивает людей в лес, чтобы потом обобрать их?

— Не смей гневить богов или будет худо!

Она вскинула руку и перстом из раскрытой ладони указала на него. Справа, у самого уха, послышался тихий свистящий скрип. Морен обернулся к своему пернатому спутнику и ужаснулся — тот, раскрыв клюв, пытался выкашлять пену, что текла из горла, капая на плечо.