Дочка отрицательно покачала головой. Наверняка обманывала. Все дети в рот монеты тащат, но не все в этом признаются.

– Хорошо, давай я тебя об этом по-другому спрошу. Когда тебе стало холодно, то во рту появился неприятный привкус, такой кисловатый и противный, как жареный лук?

Арина, обрадовавшись удачному сравнению, радостно закивала.

– Тебе сейчас холодно? А если еще одним одеялом укрыть, то теплее будет? Так, папа, идите в ванную, намочите полотенце теплой водой, возьмите банный халат и возвращайтесь, будем готовить девочку к приступу болезни.

– Чего-чего? – испугался я. – К приступу?!

Доктор, не обращая на меня внимания, раздела Арину, уложила обратно в кровать.

– Вы еще здесь? – иронично спросила девушка. – Ребенку сейчас будет становиться все хуже и хуже, а вы стоите, словно не о вашей дочери речь идет.

«Какой еще приступ? – в смятении думал я, намачивая полотенце. – Что с дочерью? Может, пора «Скорую помощь» вызывать? Эта докторша одними загадками говорит. Пока мне все не разъяснит, я ее из квартиры не выпущу… Халат. Где я возьму банный халат? У Наташки ни черта в ванной нет».

Я с мокрым полотенцем вернулся в комнату.

– Вместо банного халата ничего больше не подойдет?

– Все подойдет, – ответила девушка, обтирая Арину мокрым полотенцем. – Сейчас я возьму девочку на руки, а вы застелите постель свежим бельем. Это уже совсем мокрое.

Она завернула Арину в одеяло, освободила мне поле деятельности. Я вспомнил, где у Натальи хранится постельное белье. Достал первую попавшуюся простыню, застелил кровать. Пододеяльник я менять не стал, просто перевернул одеяло на другую сторону. Врач уложила Арину в кровать, села за стол, стала заполнять медицинскую карточку Арины.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Елизавета Владимировна.

– Очень приятно. Меня – Андрей Николаевич. Елизавета Владимировна, вы перед уходом расскажите мне, что с Ариной и к чему мне готовиться.

– Все расскажу, – ответила девушка, не отрываясь от бумаг.

Теперь, когда наступила временная передышка, я смог рассмотреть гостью.

На вид ей было лет двадцать пять – двадцать семь. Ростом девушка была ниже меня почти на голову. Навскидку я бы сказал, что она не выше 163 сантиметров. Под просторным больничным халатом фигуру ее разглядеть было трудно, хотя когда она сняла плащ, то показалась мне немного худой. Волосы у девушки были светло-русые, прическа – «итальянка». На самом деле никакой прически «итальянка» не существует в природе. Это выдумка парикмахеров. Есть безымянная женская прическа с волосами до плеч или немного ниже плеч. Точно такую же прическу в конце семидесятых годов носил каждый третий парень в городе, и никому не приходило на ум сказать: «О, у тебя прическа «итальянка»!» Представляю ответ: «Угу, «итальянка»! Подставляй челюсть, сейчас я тебе покажу, итальянка я или русский мужик!» Так что прическа у девушки была самая обычная, вполне соответствующая ее возрасту и профессии.

Черты лица девушки были приятными, но обычными. Настолько обычными, что, описывая ее, невозможно было выделить какую-то присущую только ей индивидуальность или особую примету. Глаза у Елизаветы Владимировны были голубыми и, как и у моей дочери, «говорящими». Когда она смотрела на меня, то я успевал догадаться, о чем она попросит.

На правой руке поблескивало тонкое обручальное кольцо.

Закончив записи, врач убрала медицинскую карточку Арины себе в сумочку, выписала рецепт.

– Скажите, Андрей Николаевич, ваш скептицизм вызван моим возрастом или я что-то делаю не так? – Ожидая ответа, она с интересом посмотрела на меня.