Домой вернулся в третьем часу ночи, насторожился, когда увидел слабое свечение в гостиной. Поднялся на второй этаж, поставил пакеты с покупками в углу около лестницы. Свет работающего телевизора слабо освещал гостиную. Тимур обошел диван и почти не удивился, увидев ее, уснувшую полусидя, с прижатым к животу ребенком. Не сказать, чтобы в такой позе ей было удобно, видимо, совсем вымоталась и отключилась.
Проклятье, и на ней все та же пижамка. И одна бретелька сползла с плеча. Ключицы у девчонки тонкие, просто птичьи косточки – смотреть страшно, кажется, даже взглядом можно переломить.
Тимур беззвучно выдохнул сквозь до боли сжатые челюсти. Осторожно, стараясь не разбудить, взял Тима на руки. Хвала богу, у Дани в прошлом году родились близнецы, было на ком потренироваться. Странно, но ребенок даже не проснулся, только поворочался, взмахнул ручонками – и затих.
— Тимур? – Ася взмахнула ресницами, резко распрямилась.
— Я просто отнесу его в кровать, Морковка, не шуми.
Она поднялась, пошатываясь пошла следом. Переложив малыша в кровать, Тимур причесал пятерней волосы, избегая желания поправить штаны, потому что эрекция, мать ее, снова вернулась. Развернулся, собираясь поскорее уйти и не искушать судьбу – и чуть не сшиб Морковку с ног. Она как крохотная кегля после страйка, зашаталась, но успела сориентироваться и вцепилась в его свитер на груди.
— Держу-держу, - шепотом успокоил Тимур, когда девчонка перепугано пискнула. Ох, бля, еще как держит: за бедра, крепко, пофигу, что даже слишком крепко.
— Прости, я не хотела. – В полумраке он почти не видел ее лица, но слышал сожаление в голосе, и стыд, и вину, и еще целую кучу всякой фигни, которую она успела себе придумать за время его отсутствия. – Я съеду в ближайшие дни. Извини, пожалуйста.
— Маленькая, тебе говорили, что глупости женщину не красят? – Он потянул ее выше, на себя, чуть не застонав от ощущения прижавшегося к его выпуклости живота.
— Говорили, - шепотом ответила она, выдохнула – и поерзала, как будто пыталась окончательно убедиться, что эта твердость точно не бляха ремня.
Ну вот, Тимур, сейчас она залепит тебе по морде – и будет, между прочим, права.
Секунда, вторая, третья… И никакой возмущенной пощечины, ни слова, ни упрека. Только горячее дыхание ему в шею, и отчаянно комкающие свитер кулачки. И твердые, словно вишневые косточки, соски, болезненно трущиеся об его грудь. Он медленно, из последних сил держа себя в руках, повел ладонью вверх по ее бедру, позволил пальцам поиграть краем майки, отчего Ася поднялась на цыпочки, вытянулась струной.
— Морковка…
Детская возня и первый капризный крик грохнулись между ними бетонной стеной.
Тимур сразу разжал пальцы, но все равно показалось, что недостаточно быстро, потому что Ася нервно дернулась в сторону: раз, второй. Обошла его по широкой дуге и бросилась к сыну.
«Сваливай отсюда, Бес, пока она не повернула голову».
Он быстро вышел, на ходу стаскивая свитер, чувствуя острую потребность сбросить напряжение. Наверное, зря все-таки не поехал к Лизе – так, чего доброго, и яйца до утра посинеют.
Спалось паршиво. И не потому, что изредка он слышал детский плач, а потому, что вместе с ним в памяти воскресали воспоминания о том, что он еще никогда не был так близок к тому, чтобы заняться с незнакомой девушкой сексом прямо на полу.
Наверное, спал он все-таки меньше, чем не спал. Выбрался из кровати в шесть утра, принял душ, переоделся – и вышел, надеясь, что все-таки увидит Морковку и извинится за свинское поведение. Это просто его личный недотрах, нечего пугать девчонку, которая и так дрожит, как заяц, от каждого неосторожного слова.