Со дня на день жду к себе постановщика, того, кто первым загорелся желанием поселить сказку на экране. Очень уж ему понравилась сказка об Аисте, который желая людям счастья, не щадя крыльев помчался, обгоняя время, навстречу Солнцу за прекрасным мальчиком. «А вдруг он поторопится и принесёт лгунишку, лентяя или хуже того барчука-белоручку», – сомневались перед отлётом будущие родители. На что рассудительный Аист резонно отвечал:

– Во-первых, все зависит от воспитания, бывает, что и хорошего ребёнка принесёшь, а его так испортят родители, что глаза бы не глядели.

– А во-вторых, я не пожалею сил и подберу достойного. Уж постараюсь. Есть у меня на этот счёт кое-какие сказочноволшебные соображения.

Как можно было не довериться ему, воспитавшему не одного хорошего аистёнка. Согласились. И Аист принёс, бережно завёрнутого в банановые листья, мальчика из будущего для того, чтоб светлые люди жили ещё светлее. Принёс и опустил «плачущий свёрток» в печную трубу. И мы с вами в этом ни капли не сомневаемся, потому что мы достаточно взрослые и умные люди, способные видеть в невероятном прекрасное. Казалось, все были счастливы и Аист едва ли не больше всех.

Отчего же теперь Аисты молча сидят на крыше, потупя длинные клювы, будто чувствуя себя виноватыми. Катятся слёзы из глаз Аистихи, стекают по черепичной крыше и капают на водосток и вздрагивает при каждом ударе капли-слёзы приунывший пёс Дружок.

Аисты задержались в тот год с отлётом, но, сколько ни тяни, он неминуем. Прощаясь, Аист с грустью проговорил:

– Я люблю этого мальчика, даже если он выдуман сказкой и порождён воображением. Ведь в мечтах-то он живой и настоящий. И я всегда буду любить его и стремиться быть на него похожим…

С неохотой улетели Аисты глубокой осенью. И когда они приближались к Индии, не знающей снега, Аист сказал своей Аистихе:

– Какую непоправимую ошибку сделал я, – а в чём именно состояла эта ошибка никто не расслышал, так как туча закрыла Аистов и ветер отнёс их слова.

Зная, что Жизнь и Сказка две своенравные волшебницы, я все-таки и представить не мог того, что произошло.

Вот что натворила Жизнь. Перед самой зимой появился режиссёр, который совсем недавно расхваливал Аиста.

– Как жаль, что именитого кинорежиссера, – ловко вывернулась находчивая Машенька, не зная его имени и отчества, – как жаль, не удалось вас повидать Аистам, они были бы так рады. Проходите же, проходите…

В доме праздник. Вот-вот начнутся съёмки.

– Да, да, дело за малым, – услышал я от своего гостя. – Давайте сделаем наоборот, и всё будет в порядке. Для этого вам необходим соавтор. Если откажетесь, Аист не полетит по экранам страны. Разве вы этого хотите? Нет, тогда отойдите в сторонку. И если я сам займусь переделкой, перед Аистом загорится зелёный свет. Хотя, ха-ха, признают ли они светофоры?

Сказочник был абсолютно оглушён, растерян, подавлен и оскорблён, жестоко обманут, я и теперь не подберу слов, а тогда-то…

Но всё же, собрав остатки гордости и юмора, не колеблясь ответил:

– Никаких если – не будет… Передельщик мне ни к чему, а соавтор у меня уже есть. Правда, теперь он за границей. Путешествует.

– Повезло как, неужели за границей? Кто же он? И где же выход?

– Да вы его знаете. Всё тот же неизменный Белый Аист. Бесконечно преданный мне и преданный вами Аист. А выход? – тут юмор вернулся ко мне, и все в доме услышали: – Выход у нас один, вон! – и я решительно указал на дверь.

Пора опускать занавес. Аиста не приняли и не примут. В доме тишина. Ни смеха, ни разговоров. Только тихо перешептываются дочь и внучка: «Не плачь, мамочка, погорюет и справится, он же сильный». «Сильный-то сильный, да и удар был нелёгким…» К тому же, как водится, пришла беда, открывай ворота. Вслед за потерянным Аистом, как сквозь землю провалился единственный и очень нужный мне ключ. От заповедного теремка, где жили-были начатые и задуманные сказки, береглись дорогие находки и заманчивые для меня замыслы. В нём не унывали даже заброшенные наброски и второпях отвергнутые мной черновики. Отлёживались в теремке, надеялись на доделку, мало ли как повернется. Вот и повернулось… Словом, всё, чем я жил, иными словами, над чем работал, куда-то ушло, пропало.