Я нахмурилась, вспомнив слова, которые мне тогда сказала Катрина насчет моей матери. Именно после услышанного от Кристины почему-то подумала, что, возможно, мать была права, когда решила не появляться в моей жизни более. Ведь, если верить Катрине, она была куртизанкой, а поскольку сама шла таким тернистым путем, то было более чем понятно, что мне она такой судьбы не желала, а может не только судьбы, но и такой матери, какой была сама. Платила она исправно за мое содержание в пансионе, надеясь на то, что я, выйдя из этого заведения, смогу найти свой, более чистый и честный путь, а может мне так казалось и матери было более чем наплевать на меня, находясь под крылом того голубоглазого исчадия ада, которое тогда швырнуло мою игрушку в грязь.

– Кристина, Селена, – прервал мои размышления голос мадам Розалин. – Вас к себе зовет новая директриса, – женщина даже глаза прикрыла, настолько ей претило произносить эти слова.

– Зачем? – спросила я, поскольку даже мадам Дизар очень и очень редко приглашала к себе в кабинет кого бы то ни было, а эта только пришла, как враз к себе в кабинет вызвала.

– Не знаю, – развела руками мадам Розалин. – Но вы, девочки, осторожнее с ней. Она не такая, как мадам Дизар, это ей судьба каждой из находящихся под этой крышей девочек была небезразлична. А эта…змея она в общем, – тихо сказала она и кивнула нам на выход, давая понять, что идти нужно быстро, иначе промедление будет наказуемо.

– Что ей надо? – нахмурилась Кристина, идя по коридору. – Только приехала, а уже что-то не устраивает ее, царскую особу, будь она неладна!

– Да ладно тебе, – одернула я ее. – Не нужно раньше времени так на нее говорить. Мы ее не знаем совсем, а вдруг она не плохая?

– Посмотрим. Надеяться надо на лучшее, а быть готовой к худшему, – тихо ответила Кристина.

Остановившись перед дверью, мы тихо постучались и, услышав разрешение войти, переступили порог кабинета, в котором практически никогда раньше не бывали.

Леди Румелия, как она себя называла, сидела за длинным столом из красного дерева и курила сигарету в длинном мундштуке, рассматривая какие-то документы, лежащие перед ней. Как только мы вошли и остановились по центру комнаты, она перевела на нас взгляд и прищурив глаза окинула с ног до головы своим пронзительным взглядом голубых глаз.

– Садитесь, – кивнула она на стоящие подле стола стулья и когда мы заняли свои места, проговорила, кивнув на документы, – я бегло ознакомилась с делами всех девочек и из всех меня заинтересовали именно ваши.

– Чем? – сухо спросила я, нутром чуя, что не к добру весь этот начавшийся разговор.

Фэйри молча докурила сигарету и когда от нее остался лишь пепел в хрустальной пепельнице, отложила мундштук в сторону и сказала:

– Начнем с тебя, – кивнула она на Кристину и положила перед ней листок, на котором были написаны какие-то цифры в столбик. – Ты, я так думаю, не знала, что три года назад умер тот, кто оплачивал твое содержание?

Кристина испуганно посмотрела на лист и перевела взгляд на женщину.

– Нет, не знала. Платил двоюродный брат моей покойной матери и старался делать это исправно. Но я никогда его не видела и тем более не общалась, а мадам Дизар никогда ничего мне не говорила о нем, поэтому я ничего не знала о его смерти, – сказала подруга с нотками тревоги в голосе, прекрасно понимая, чем было чревато наличие долга за пребывание в пансионе.

– Ясно, – скривила губы в презрительной улыбке красавица и перевела взгляд на меня. – У тебя еще более печальная картина, – она положила передо мной бумагу тоже, и я, увидев внизу листа подытоженную сумму, просто глаза прикрыла. – За твое содержание перестали платить семь лет назад, – женщина откинулась на спинку стула и изучающе окинула меня взглядом.