– Вы так до конца и не говорите нам, в чем будет заключаться наша работа в Либероне, – пристально глядя на женщину проговорила я.

– Позже. Пока Харт не будет уверен, что каждая из вас подходит для выполнения этого задания, нюансов вам сказать не могу. Хорошо умеешь заговаривать зубы, – усмехнулась мадам Рамона. – Ты так и не сказала, чего ты боишься.

– Не знаю, – пожала я плечами и подумав ответила, – боюсь оставить маму одну и братьев. Отец погиб. Если и я, то…

– Кто сказал, что ты погибнешь?

– А кто сказал, что этого не случится? – кинула я на нее пытливый взгляд.

– Все мы смертны, Марлин, – спокойно ответила мадам Рамона. – Никто не знает, кто и когда…Но многие погибнут, если кораксы возьмут наше государство. Ты знаешь это. Каждый из нас вносит свою лепту в то, чтобы этого не случилось. Поэтому, пусть эта мысль и придает тебе силы. Твои мама и братья, да и мы все, живы пока благодаря тем, кто сражается на поле боя и не только на нем. Ты одна из них, Марлин. Подумай об этом.

Я кивнула, и мадам Рамона поднялась со стула.

– А чего боитесь вы? – осмелилась спросить я.

Мадам Рамона уже стояла в дверях и услышав это ее рука замерла на дверной ручке. Кинув на меня строгий взгляд, она помедлила и проговорила:

– Мужчин. Я боюсь мужчин. Поэтому и не еду в Либерон.

Сказав это, она быстро вышла в коридор, оставив меня в недоумении смотреть ей вслед. Мужчин? Первая сердцеедка в заведении, на которую пускают слюни все наставники мужского пола, первая модница, первая…да во всем первая! И вдруг боится мужчин!? Такого ответа я не ожидала услышать. Поднявшись из-за стола, взяла в руки книгу рангов и направилась в танцевальный зал, откуда уже вовсю доносились звуки музыки и недовольные окрики нашей учительницы по танцам. Едва только я ступила на порог, как увиденное меня не очень порадовало. Опять танец четырех стихий.

– Марлин, быстрее, – требовательным тоном произнесла мадам Элея, высокая стройная блондинка-фэйри с изумительным взглядом голубых глаз.

Быстро стащив в себя платье, я натянула насыщенно-красный костюм, состоящий из широких полупрозрачных шаровар, расшитого камнями лифа и широкого набедренного пояса, который выгодно подчеркивал бедра. Когда я встала подле Джос, она шепнула мне:

– У Элеи плохое настроение, поэтому постарайся делать все идеально, а то снова заставит нас до самой полночи оттачивать какое-то одно движение.

Я молча кивнула и настроилась на заигравшую музыку.

– Спину тяни…носок…бедром более выразительно…подбородок выше…в глаза смотри…зад отъела…два дня без ужина…рукой более плавно…живот втяни…, – сыпала и сыпала комментарии недовольная Элея, прохаживаясь перед нами пока мы выводили до тошноты заученные движения.

– Чего она такая злая? – недовольно прошипела Китти, заскрипев зубами после того, как Элея больно стегнула ее розгой по бедру.

– Харт, наверное, больше не спит в ее постели, вот она и злится, – с наигранной улыбкой ответила Эзра, становясь на мостик.

– А ты все и знаешь, – усмехнулась я.

– Знаю. Он обычно по утрам из ее комнаты выходил последний месяц, а сегодня из своей. Надоела значит пташка ему наша, – прошептала Эзра.

– Нашел себе любовницу, – хмыкнула Джос. – Она же ледяная королева. Красивая, но ледяная. Такому, как он, огонь нужен.

– А кто у нас огонь? Не ты ли случайно? – усмехнулась Эзра.

– Может и я, – Джос никогда не скрывала того, что Харт, главный наставник лазутчиков, ей нравится. – Но только запрещено это. Так что…

– Разговорчики, мадмуазель. Во время танца музыку нужно слушать и слышать, а не шептаться, – холодным тоном бросила Элея.