Она говорила и говорила, невнятно и глухо из-за зажатой в острых зубах трубки. Ласкез чувствовал, как Таура, вдруг схватившая его за левую руку, стискивает дрожащие пальцы. И уши, и губы у нее дрожали. Глаза блестели. Ки тоже все это заметила, но поняла иначе:

– Не любишь дым, подруга? Так бы и сказала.

Она с виноватым видом принялась гасить трубку, даже открыла окно. Но Ласкез прекрасно понимал: дело вовсе не в том, что салон машины уже превратился в туманную пещеру, пахнущую жжеными сладкими травами. Просто Таура, вероятно, подумала, что знает, кого привезли в этот город.

И она могла быть права.

Ласкез не стал высвобождаться. Наоборот, покрепче сжал пальцы шпринг в ответ. Остаток дороги они ехали практически молча.

Ярд 45-д напоминал хорошо подсвеченную, чистую, удобную клетку. Одну из полудюжины одинаковых клеток, стоящих на общем неогороженном пространстве и соединенных по некоторым этажам горизонтальными галереями и спиральными лифтами. Окна оказались большими, и в них все было видно.

Задрав головы, Таура и Ласкез наблюдали за мужчинами и женщинами – одетые в знакомую форму, они возились с документами, ходили туда-сюда, говорили друг с другом. Казалось, вовсе не замечали, что за ними следят. Или просто привыкли?

Этажей в «клетке» Ронима было двадцать пять. Помещений – скорее всего, десятки, а обитателей – сотни. Как найти одного-единственного? Но чтобы не паниковать еще больше, Ласкез просто пошел ко входу. Таура держалась вплотную, ее уши и вибриссы подрагивали.

– Доги воют… – пробормотала она. – Как их много…

Ласкез улавливал лишь монотонный гул и не мог, да и не хотел сосредоточиться на этом звуке. Поднявшись по ступеням, он взялся за ручку двери – стеклянной, как почти все вокруг, ледяной и гладкой. Затем открыл ее и впустил шпринг первой. Потом вошел сам, уже готовясь к приветствию вроде: «Гражданские? Убирайтесь!»

Но сидящий за стеклянным столом дежурный – пушистый дымчатый шпринг в серой форме – только рассеянно моргнул и, поздоровавшись, уточнил:

– К кому вы, ле?

Помещение было полупустым: ничего, кроме этого стола и нескольких диванов у дальней стены. Еще дальше – за спиной дежурного – темнел перегороженный турникетом проход к лифтам и лестнице. Шпринг поправил очки и улыбнулся:

– Может, какие новобранцы?

У Ласкеза колотилось сердце. И заколотилось еще сильнее, едва он услышал вопрос – даже ладони вспотели. Выдохнув, он как можно увереннее ответил:

– Мы… к старшему детективу Грѝнгроссу.

Произнеся это, Ласкез стал лихорадочно придумывать ответ на вопрос «Кем он вам приходится?» Слово «друг» казалось громким – теперь, когда Ласкез вырос. «Родственник» было бы дурацкой ложью. Честнее всего было сказать…

– Нам очень нужно его увидеть.

«Он единственный, в кого я еще верю».

Но шпринг вообще ничего не спросил. Он просто придвинул плоский старый телефон, поднял трубку и, быстро перелистнув лежащую перед ним тетрадь до конца, набрал номер.

– Отдел убийств, группа 36? Дежурный Вуцки. Детектив Грингросс на месте? К нему гости. Вероятно, он их ждал. Пропустить или он спустится? Хорошо. – Вернув трубку на рычаг, дежурный поднял глаза. – Проходи, парень. Оба проходите. Двенадцатый этаж, на двери будет номер 36. Налево.

Под столом оказалось несколько выступающих круглых кнопок. Шпринг опустил ногу на крайнюю, и турникет за его спиной бесшумно поднялся, открывая путь к лифтам.

– Благодарю! – сдавленно сказал Ласкез.

Таура уже в который раз вцепилась в его руку, но сейчас скорее успокаивающе, чем пугливо. Она даже улыбнулась.