— Она мне тобой все уши прожужжала. Точнее вопросами о тебе, а мне и сказать в ответ нечего. Марьянка, наверное, злая была от недосыпа, вот и перевела на меня все стрелки.

— А я не люблю, когда меня за спиной обсуждают, — забрала я от него банку варенья. — Есть вопросы, я готова ответить честно, ничего не скрывая. У меня настолько все прозаично в жизни, что и скрывать нечего.

— Разве ж это плохо?

— В какой-то мере да… Все сразу думают, что я чего-то не договариваю. Моя мать, например. Впрочем, моя мать — это отдельная песня. Не для завтрака. Дать ей блин?

Это я смотрела на морду, лежащую у меня на коленях. Слюни из нее аж фонтаном били.

— Если тебе ее не жалко, давай. Пусть уж побыстрее сдохнет, а то что за жизнь в вечном обжорстве. Говорю ж, в этом доме не умеют любить. Здесь только калечат.

Я выдержала взгляд — очень долгий.

— Так подай пример. Никто не хочет быть первым. Плыть по течению легче и говорить, как все плохо и задолбало.

— А раздавать советы ещё проще, верно? Ну давайте, девушка, продолжайте! Вы же у нас дипломированный спец по детям. Ну, что я должен сделать, чтобы здесь все вдруг стали счастливыми? Я сделаю все, что ты скажешь. Хуже уже не будет, потому что хуже просто некуда!

Он бросил мне крышку от банки. Пришлось ее поймать и испачкаться. А потом, жалея салфетку, взять и облизать ладонь. Да прекратит он следить за каждым моим движением или нет?

— Я — продукт этой семьи, — щелкал он языком. — Ты требуешь от меня невозможного.

— Я ничего от тебя не требую. Пока во всяком случае. Я же твоих детей, можно сказать, в глаза не видела, как, впрочем, и сестру. Но знаешь, я устрою для Арсения сказочную эстафету. Ну, знаешь, что такое эстафета? Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас. Ну, посмотри на других родителей и стань лучше них…

Валера молчал, вынуждая меня распинаться, хотя мне, как и собаке, хотелось сожрать блин. Вот ни больше, ни меньше — блин, блинский. С вареньем. Клубничным. Домашним. И почему, спрашивается, в этой семье мне было хорошо, если у них все так плохо?

— Кстати, гости смогут припарковаться на улице? Мне будет нужна лужайка перед домом, потому что рядом с качелями и горками я могу хоть до посинения орать, дети сделают вид, что меня не существует. Победить качели — это высший пилотаж. Я этого пока не умею, но я стараюсь стать лучше. Чего и тебе желаю. Ну, можно будет убрать машины с глаз долой? Включая твой Мерс.

— Странные вопросы ты мне задаёшь, Александра, — соизволил открыть рот непутёвый заказчик. — Я понятия не имею, что за гостей вы ждёте. Марианна сказала что-то конкретное?

— Сказала, что пригласит соседей, — ответила я и на глазах возмущенной собаки отправила блин в рот не ей, а себе. За что тут же была оглушена лаем.

— Дай ей по морде! — проговорил Валера и съехал под стол, чтобы пнуть Баронессу.

Та недовольно вылезла из-под стола и уселась по другую сторону моего стула, подальше от воспитателя.

— Вот ведь зараза! — выпрямился на своем стуле ее хозяин. — Сколько жрать-то можно?

— Как ты с девушкой разговариваешь?

Это в столовой появилась тетя Таня с обещанным кофе на подносе. Валера даже вздрогнул и повернулся к вошедшей всем корпусом.

— Я с собакой вообще-то разговариваю.

— А я уж испугалась, что ты совсем башкой тронулся. Ты, Аля, осаживай его, а то он быстро борзеть начинает со слабым полом. И с детьми. Знает, что ему отпор не дадут. Вот сожрет тебя собака когда-нибудь, будешь знать, — говорила она уже ему в лицо. — Так бы тебе и дала… Скалкой!

Тетя Таня уже составила на стол чашки и теперь замахнулась на хозяина пустым подносом. Нам тоже с Марианной когда-то доставалось за таскание горячих пирожков. Сейчас же на столе стояла коробочка с логотипом моей любимой кондитерской. О ней мало кто знает — она находится в центре, но на маленькой улочке. Я нашла ее по рекомендации в сети. Надо же, у нас вкусы с Терёхиными сходятся. С Марианной, наверное… Вряд ли Валера сам заезжает за пирожными. Ещё был бы это мой любимый лимонный кекс… Но я сдержалась, не полезла открывать.