— Нет, зуб уже вкрутили. Просто остались кое-какие проблемы с шипящими звуками. Так что я пока восстанавливаю правильную речь… Ну знаешь, типа шла Саша по шоссе и сосала сушку…

И рассмеялась, чтобы убрать на том конце беспроводной связи повод молчать и ждать от меня всяких несуразных ответов.

— Алька, нет у тебя никаких проблем! Я не слышу.

— Ну, это по телефону не слышно, а живьём и когда на разные голоса говоришь…

— Так давай встретимся! Обсудим варианты. Да просто поболтаем. Столько лет… Обалдеть. Алька, ты можешь в это поверить?

С трудом. Обычно наоборот — это я заставляю детей и взрослых верить в сказки. Ну, со мной тоже однажды случилось чудо, стоившее мне этого самого зуба.

Отец Марианны сбил меня на внедорожнике, когда я, пятнадцатилетняя дура, перебегала улицу в шесть полос на красный свет, боясь упустить автобус… У меня был шок, поэтому я не совсем помню, что и как там было. Например, почему не вызвали скорую… Ну, как почему? Да потому что я встала самостоятельно. Не почувствовала, что у меня, помимо руки, сломано ещё много чего. Это выяснилось, когда Николай Сергеевич привёз меня в травму. Оттуда, конечно, перевезли в больницу уже на машине скорой помощи. Почему не появилось никакого полицейского протокола, я тоже тогда не думала. Мне просто хотелось, чтобы меня наконец собрали, сшили и выпустили на свободу. Зуб тогда только откололся. Мне его нарастили. Потом ещё и ещё раз. А в этом году сказали — все, делай коронку. И я согласилась, потому что зуб обламывался в самый неподходящий момент. Например, прямо перед детским праздником, и тогда я экстренно неслась к дантисту. Или, самое ужасное, когда зуб уже на самом празднике проглатывался вместе с тортом. Потом выяснилось, что лучше зуб заменить с концами…

— Зуб как настоящий, — заявила Марианна, наобнимавшись со мной на мосту. — Даже лучше настоящего. Там все равно было видно скол…

Марианна, оказавшаяся моей ровесницей, находилась с отцом в машине и потом навещала меня в больнице, как мне казалось, чувствуя за собой вину. Девушка призналась, что в тот момент ругалась с отцом и отвлекла его от дороги. Неважно, что и как было изначально, но потом мы общались пять лет, как самые настоящие подруги. У нас нашлось много общего, несмотря на то, что мы были из абсолютно разных социальных слоев. Даже так: у них были деньги на все, у нас с мамой — ни на что. Во всяком случае, без Терёхинского бабла у меня бы не было никакого шанса на полноценную жизнь. Я действительно боялась, что Марианна решит, что мне снова от их семьи что-то нужно, поэтому и молчала все эти десять лет. Ну, и от обиды, перестав верить в ее искреннюю дружбу.

Мать моя вот изначально не верила в искренность Терёхиных. И друзья подсказывали ей, едва сводившей концы с концами, поиметь что-нибудь с богатой семьи. Но она наоборот всеми силами противилась нашему с Марианной общению, боясь, что поимеют в итоге меня. Нет, я всегда чувствовала себя в доме Виталия Алексеевича в полной безопасности.

— И с длинными волосами тебе лучше, — продолжала рассматривать меня Марианна.

Я всегда носила короткую стрижку. Даже не знаю, почему. Мама меня так стригла. Говорила, волосы у тебя тонкие, будут крысиными хвостами висеть. Сейчас я отрастила их чуть ниже плеч, потому что стрижку под мальчика переросла, а любую женскую причёску нужно укладывать, особенно, когда снимаешь парик. А так — стянул резинкой в хвост и под сетку, а потом резинку с вспотевшей башки просто не снимаешь до самого вечера.

— Замужем? Дети есть? — продолжили мы взаимный допрос, усевшись в Британской пекарне, до которой добежали чуть ли не вприпрыжку, как самые настоящие девчонки.