– Стой, дар, стой.

Эли это каким-то чужим голосом прошептала. Правда, она хотела показать, что ей не очень страшно, но получилось у неё так себе, не очень – голос был негромкий, и слышно было, как он дрожит, явно не от радости. Эли обвела языком сухие губы, помолчала и таким же чужим голосом добавила: «Дар, ты пока выключи пока свой фонарик, да? Он, наверное, скоро сил наберётся и ещё посветит, да?»

Лю́си хотела что-то ответить бесстрашным голосом, но только пискнула, а ответить не смогла. Фонарик выключила и губу закусила. Теперь ей всё не обидным казалось, а таким – страшным. Наконец, она заговорила, тоже не своим голосом.

– Вот, дар. Этот путь мы тоже, да? Проверили, да? Теперь бы выбраться отсюда. Да?

Эли кивнула и выключила свой фонарик. Полная темнота окружила девчонок, а Эли вдруг поняла, что с такими тусклыми фонариками они каждый крестик два часа будут искать. И ещё хорошо, если увидят, что это зелёный крестик, а не красный. Они и так были еле заметные, эти крестики, даже когда фонарики ярко светили. А если они вообще перестанут светить?

Тут Эли ещё раз поняла, насколько всё нехорошо. И Лю́си это поняла. И девчонкам стало так страшно, что они ещё раз прижались к круглой стенке и медленно по ней съехали – на пол, будто ноги их не держали. Подруги сползли по стенке и сидели в полной темноте, долго сидели, долго-долго. Может, ждали, что фонарики сил наберутся или ещё что-то хорошее случится?

Но ничего не случилось, подземная темнота светлее не стала. И тогда девчонки перевернулись и на четвереньках поползли назад, очень осторожно, к последней пещере – страшно было в полной темноте двигаться. Сколько времени прошло, пока они добрались до круглой пещеры, сложно сказать. Может, полчаса, может, целый час. Но они добрались до круглой пещеры и там увидели…

Ничего они там не увидели! Темно там было! И только память рисовала, что со всех сторон на них смотрят совершенно одинаковые подземные трубы. Кажется, в последний раз их девять было или десять. Господи, как много! И где крестики искать? Ой, беда!

Эли щёлкнула своим фонариком и Лю́си щёлкнула своим. Но фонарики никакой силы не накопили, только заморгали жалобно, вот-вот погаснут. И девчонки тоже заморгали, они не просто испугались, им сейчас всё казалось таким ужасным, что даже руки-ноги похолодели, может, даже инеем покрылись. Эли посмотрела, как фонарик дрожит в её руке… и выключила. И Лю́си свой выключила. И полная темнота, которой и раньше было много, теперь совсем подружек обволокла, густой-густой стала, казалось, её потрогать можно.

– Дар, и чего ж нам теперь делать? – голос у Лю́си был такой, будто она умерла. И не один раз, а два раза.

Люсин голос вдруг повторился. Только зазвучал он ещё жалобнее, чем только что. Девчонки по привычке посмотрели друг на друга, но ничего не увидели, темнота вокруг была – хоть глаз выколи.

Тот же голос вкрадчиво повторил слова, но на этот раз он меньше походил на Люсин.

– Это ты? – замирающими губами прошептали девчонки.

– Это я! – весело ответил голос и добавил. – Ну что, дошли, куда хотели? А ведь кто-то предупреждал, что худо придется. Только кто-то на эти слова вот такой язык высунул.

Лю́си и Эли ничего не смогли ответить, как воды в рот набрали. Да и что тут ответишь? И молчание помолчало, и превратилось в такую тишину, что в ней только и слышно было, как сердечки у девчонок стучат – как два больших будильника, что вот-вот зазвенят, последние секундочки отсчитывают. Подруги слушали свои сердечки, а заговорить не решились – страшно было, что Эхо подразнит и совсем уйдет.