– Проснуться бы поскорее, о Ильдерим! – сказала я.

– А мне этот сон начинает нравиться, о Хасан, – усмехнулся Ильдерим. – И я обязательно одержу в нем победу, но не над тобой, а над этими упрямыми джинниями, покарай их Аллах!

Он отъехал, нагнулся с седла и поднял саблю. И я тоже отъехала и подняла клинок, но это был не подарок моего брата Джаншаха, а изделие индийских мастеров. Я хотела было предложить Ильдериму обменяться оружием, но то, что сказал он, привело меня в ярость.

– Послушайте меня, о джиннии! – обратился Ильдерим к Азизе и к Марджане. – Мы, я и этот юноша, волей Аллаха – сильные бойцы, мы хотим сразиться и на копьях, и на мечах, и в борьбе с подножками, и в стрельбе из лука. Сейчас мы померялись силами в поэзии, и победа мне далась нелегко, ведь Хасан начитан в древних поэтах, но последнее слово осталось за мной. И пусть это служит тебе утешением, о Марджана, а ты, Азиза, будь уверена, что Хасан наверняка победил бы меня в поединке на мечах и…

– Да оторвет шайтан твой гнусный язык! – воскликнула я, обращаясь к Ильдериму. – И да засунет он его тебе в… живот! Как это ты одержал победу и последнее слово осталось за тобой? Последними стихами были мои стихи!

– Ты ошибаешься, о Хасан! – отвечал Ильдерим. – Последний бейт перед нашей схваткой на саблях прочитал я! Так что последнее слово и победа остались за мной!

– Аллах видит, что последнее слово было за мной, ибо мой последний бейт был бейтом несравненного Антара! – возразила я. – И тебе нечего было сказать в ответ, о Ильдерим!

Вот такую склоку завела я сгоряча, ибо я все же была дочерью царей и сестрой царя, и я не привыкла, что в моем присутствии последнее слово оставалось за кем-то другим. Возможно, меня избаловали наши придворные поэты и мудрецы – Аллах лучше знает… Но важно то, что я не могла вынести слов Ильдерима. И в самом деле, почему это купец из Басры должен побеждать в состязаниях царских дочерей? Это был явный непорядок.

– Аллах наделил тебя красотой, но покарал лишением разума, о Хасан! – сердито рявкнул Ильдерим. И тут только мне стало ясно, что он пустил в ход ловкость и чуть было не помирил двух джинний, а я со своей царской гордостью все испортила.

– И все же последний бейт был моим, – негромко, так, чтобы он не расслышал, пробормотала я.

Но он расслышал.

– Ты не только красив, как женщина, ты еще и упрям, как женщина, о Хасан! – начал перечислять мои грехи Ильдерим. – Ты и бестолков как женщина! Ты и сообразительности лишен, как женщина! Ты только помнишь наизусть свитки стихов, как женщина, и ты не в состоянии сочинить хоть один бейт, как мужчина!

Я онемела.

С помощью наших придворных поэтов я составляла бейты не хуже, чем у них. Были у брата невольницы, писавшие стихи, но это были женские стихи, о разлуке с возлюбленным. Ильдерим же явственно требовал от меня мужских стихов – о божественном, или о конях, или о сечах между воинами. Но я не могла…

– Вот видишь! – подождав моего ответа и не дождавшись, воскликнул этот безумный поэт. – Немало воды утечет, прежде чем мальчики станут мужчинами и освоят мужское ремесло! А теперь прощая, о побежденный мною Хасан, ибо уже утро!

– Мы еще встретимся, о Ильдерим! – грозно пообещала я. – И как сегодня последнее слово на самом деле осталось за мной, так и в будущий раз последний удар саблей останется за мной!

И мне отчаянно захотелось проснуться, чтобы он не ответил мне и не продолжил нашей свары.

– Это превосходно, клянусь Аллахом! – воскликнула Марджана. – И вы оба непременно встретитесь следующей ночью! А теперь пора нам расставаться. Бери Хасана, о Азиза, а я возьму Ильдерима. Ведь солнечный свет уже заливает всю землю, и мы сильно рискуем.