На двери имелась массивная щеколда. На всякий случай я её не только опустила, но ещё и заклинила щепочкой, чтобы уж точно никто не вломился. Поэтому чувствовала себя вполне вольготно и провозилась довольно долго. Особенно много неприятностей мне доставил подол сарафана. Оттирая чёрные полосы с кромки подола, я успела всласть обругать непрактичную средневековую моду. Один раз прошла от комнаты до бани, а грязи собрала столько, будто как минимум по свежей пашне прогулялась.

«Кстати... А как они в таких одеяниях в поле работали? – лениво думала я, в сотый раз проводя по ткани куском тёмного вонючего мыла, найденного здесь же на полке. – Отстирываться замучаешься...»

Наконец настырную грязь удалось победить. Я с удовлетворением оглядела дело рук своих и сложила мокрый сарафан в чистый ушат. Поднапрягшись, я таки вспомнила, как назывались такие деревянные тазики. Да и вообще в тишине и покое многие вещи всплывали в памяти сами собой. Где-то что-то видела, что-то читала. Средневековая крепость уже не пугала меня надуманными кошмарами. Оставалось только разобраться с внезапным жениховством, и можно было бы воспринимать происходящее, как забавный отпуск.

Факел затрещал и мигнул, намекая, что его время скоро кончится. Пора была возвращаться. Я заплела влажные волосы в косу и размотала длинную полосу грубой ткани, послужившей мне одновременно и полотенцем, и банным халатом, и принялась одеваться.

Но едва я натянула рубаху, как заметила, что пол подозрительно шевелится. Решив, что угорела, я сморгнула и застыла в состоянии, близком к шоковому: две казавшиеся крепко прибитыми доски медленно поднимались.

Сначала в тёмной щели сверкнули белки чёрных глаз. Потом показался выдающийся крючковатый нос. А затем и толстые губы, почему-то невыносимо похожие на двух скользких лиловых слизняков.

И вот эти гадкие губы вдруг причмокнули и выдали:

– Ай, кака лялька!

– Лялька?! – взвыла я, мгновенно приходя в себя и вспомнив, в каком виде рассекала тут ещё минуту назад. – Сейчас тебе будет лялька!

– Будет? – заметно удивился пришелец и полез из дыры, протягивая ко мне грязные лапы. – Ай, караша!

– Будет! – рявкнула я, хватая попавшийся под руки ушат и опуская его на голову подземному вуайеристу. – Шашлык из тебя будет!

Узкие глазки сошлись к переносице:

– Ай, кака лялька!

– Сам ты лялька! – ушат полетел в мерзавца, а я, отступив, схватила с лавки второй, набитый мокрым бельём.

Тот врезался вражине в грудь. Помогло плохо. Мотая лохматой башкой, незнакомец всё же выбрался из подвала и, расставив руки, пошёл на меня.

– Кусь-кусь-кусь...

С визгом я швырнула в него сначала деревянной стиральной доской, а потом мылом. От доски он увернулся. Деревяшка врезалась в маленькое окошко, вдребезги расколотив мутные стёклышки частого переплёта. Мыло тоже пролетело мимо цели, но скользкий кусок, отскочив от противоположной стены, влетел мужику точно под ногу. Носатый нелепо взмахнул руками и грохнулся навзничь, завалив на себя пирамиду ушатов.

Воспользовавшись этим, я выскочила из угла, куда он меня загнал, и схватила факел. Впрочем, диспозиция не слишком-то поменялась в мою пользу. В разбитое окошко пробралась бы разве что кошка. Между мной и дверью копошился незнакомец. А факел грозил вот-вот погаснуть. Одно хорошо: ушаты завалили зияющую в полу дыру, и я могла больше не опасаться, что оттуда кто-то неожиданно выскочит.

– Помогите!!! – во всю силу своих лёгких завопила я, на мгновенье обернувшись к окну. – Невест воруют!

За это время незнакомец успел выпутаться из мешанины банной утвари и подняться на четвереньки.