В тот же момент, когда я испепеляла взглядом мужчину, он поднял глаза, остановившись на моем лице, задержавшись на длительное время, рассматривая тщательно, будто изучающе. Я не могла отвести взгляда от его глаз. Просто не могла заставить себя это сделать. Его взгляд оставался той моей слабостью, к которой я обращалась в моих редких фантазиях. А уж сейчас, когда его глаза, настоящие глаза, смотрели на меня внимательно, я даже шелохнуться не могла.
Так он узнал меня или нет? Неужели я настолько сильно изменилась за эти два года, что меня попросту не узнать?
Меня тут же пронзило молнией от макушки и прямиком в пол. Он ведь никогда не видел этого моего лица. Мое изменившееся лицо стало настолько другим, что никто не мог догадаться кто перед ними.
Когда я первый раз показалась в поместье, перешедшим ко мне по наследству от родственников, все слуги испуганно жались по углам, не смея взглянуть в мое лицо. Они знали меня с самого детства, потому перемены, что случились со мной, не смогли принять по щелчку пальцев.
Воспоминания накатили новой волной. Тогда, два года назад, увидев свою новую внешность, я попросила наложить мне иллюзию, чтобы не шокировать своих друзей и Стрея. Только спустя несколько часов решилась все же раскрыться перед своим мужем. А в итоге подслушала неприятный разговор.
Как итог бежала из столицы. Даже больше от своей внешности, чем от услышанной фразы я бежала из столицы. Разноцветные глаза еще как-то можно принять, но седые волосы… Их ни закрасить, ни обрезать, ни сжечь – нет никаких способов скрыть некромантскую седину. Не многие некроманты оказывались помечены именно таким способом своего дара. Мне же не повезло. Но даже если с грехом пополам можно было смериться с сединой и сделать это своей визитной карточкой, то шрам на лице молодой девушки только отталкивал от себя окружение. Особенно на лице аристократки. Его, как и седые волосы, скрыть было невозможно, потому что я получила его от зачарованного ножа. Только временная иллюзия могла спасти положение.
Да, в столице бы меня не приняли. Зато приняли на крайнем Севере. Никого из здешних студентов не отталкивали ни шрамы, ни волосы, ни глаза. Для них это боевые шрамы, которые только показывают насколько опытный маг перед ними предстал. Только здесь меня приняли, и только здесь я смогла немного принять себя настоящую.
Стрей не мог меня узнать. Он никогда не видел меня такую. На что я надеялась, глупенькая…?
Хотя почему я так желаю, чтобы меня узнали? Чтоб он снова окружил меня заботой, а после выяснилось, что он сблизился по какой-то причине? Нет, это мне не нужно. Слишком больно было в прошлый раз. Второй раз на те же самые грабли? Не настолько мазохистка, чтобы желать сначала удовольствия, а после погружаться в уныние.
Как бы больно это не звучало в моей голове, как бы сердце не сжималось от тоски и желания рассказать все прямо здесь и сейчас – нельзя. Нельзя давать ни намека на меня настоящую. Лица он моего никогда не видел, как я пользуюсь магией – не видел. Он вообще убежден, что я закоренелая ведьма, а некромантией лишь баловалась. Он дознаватель, боевик, красных нитей не видит, потому никогда не поймет кто перед ним. Нужно быть более осторожной в разговоре, а еще лучше вообще избегать разговоров со Стреем. Тогда он никогда не узнает меня. С какой бы целью он сюда не приехал – главное не пересекаться с ним ни по каким причинам.
Чуба, чувствуя мое нервозное состояние, запрыгнула на парту и положила свою мордочку на мои руки, несколько раз лизнула тыльную сторону одной из кистей. Я грустно улыбнулась одним уголком губы своему фамильяру и глубоко вздохнула. Все будет хорошо. У меня уже все хорошо и нарушать это «хорошо» появлением Стрея я не намерена.