Прощение. В моем понимании прощение и правда идут рука об руку.

– Почему ты бросил меня в ту ночь? – спрашиваю я. Спрашиваю, потому что ждал ответа целый год и больше ждать не могу. Не могу, если мы с Домиником хотим оставаться друзьями. – Мы же договаривались, что никогда друг друга не бросим, а ты меня бросил. Почему?

– Думал, что ты ушел домой.

– Не ушел. А ты, признайся, не пытался меня найти. Чтобы ты кинул друга, должно было случиться что-то особенное. Что? – Или он действительно решил, что я ушел от магазина, и воспользовался удобным моментом, чтобы ограбить его самому?

– Доминик! – зовет брата Келлен, пытаясь удержать купленные напитки. – Требуется помощь!

Да, его сестре требуется помощь, но помощь нужна и мне. Смотрю ему в глаза, и он не может не видеть в них мольбы – «поговори же со мной», – но молчит. Только похлопывает меня по спине и идет помогать сестре.

В тот вечер Доминик привел меня к магазину и предложил его ограбить, но потом исчез, а я отрубился за магазином, на заднем дворе. Напился так, что не смог бы и собственное имя назвать. А он ушел. Бросить, оставить в беде близкого человека было не в его характере, но Доминик отчаянно нуждался в деньгах. Неужели отчаяние так помутило его рассудок, что он предал меня и нашу дружбу?

В ту ночь и Холидей находилась ближе к месту преступления, чем я мог представить. У обоих была в этом деле своя выгода, оба считали, что им нечего терять, и у каждого был свой мотив.

Но представить Холидей с оружием в руках для меня было почти невозможно. С другой стороны, Доминик мог не только навести на кого-то ствол, но сдуру и выстрелить.

К счастью, в продавца пуля не попала, а иначе мне предъявили бы обвинение не только в вооруженном ограблении, но и в кое-чем похуже. Получил бы за убийство двадцать лет – и вся жизнь под откос.

Уверен ли я на все сто, что стрелял Доминик? Нет. Есть вариант, что в тот вечер моя сестренка не совладала с растрепанными чувствами и подговорила на это дело моего лучшего друга. И все же я на восемьдесят процентов уверен – он был один. И как мне с этим жить?

О том, чтобы сдать его полиции, не могло быть и речи, потому что, как бы все ни обернулось, я люблю Доминика. Он бы за решеткой не выжил. А я выжил. Шевелю плечами, но напряжение в шее не проходит. Как простить того, кто не признает вины? Как можно простить, если не знаешь, кого прощать?

Подходит Эксл.

– Мы нашли столик за каруселью.

Совсем скоро мне предстоит сообщить миру о том, что я – преступник, хотя это не так. Ни закрытое дело, ни правда не будут значить ровным счетом ничего, как только я открою рот перед репортерами. Наверное, консультант был прав насчет правды. Ее просто не существует.

– Мне надо побыть одному. – Есть уже не хочется, аппетит пропал.

– Твоя одежда в машине. Встретимся через полчасика?

– Ага.

Эксл возвращается к семье, а я иду вперед, в том же направлении, что и блондинка. Ее дорожка лучше моей.

Придурок Номер Один и Придурок Номер Два возвратились из небытия и, как и все, что умерло и вновь призвано в мир, типа зомби, возвратились в более гротескном варианте, чем прежде. Тянутся за мной, и при этом Придурок Номер Два сыплет подколками и насмешками. Его реплики одна отвратительнее другой, и моя кровь уже нагрелась до такой точки, что в ней можно плавить сталь.

– Так ты из тех, да? – кричит он. – Из тех, кому надо показывать, что делать? Иди сюда, и я все тебе покажу, что и как.

Они смеются, поздравляют друг друга с очередной достигнутой вершиной остроумия. Кулаки сжимаются сами собой, и я бросаю взгляд через плечо. Придурок Номер Один поглаживает себя по промежности.