Я чувствую, как гулко бьется мое новое сердце. Теперь оно у меня точно есть.

– Ты многому научилась у смертных, не так ли? – продолжает бог.

– Да, господин, – обреченно повторяю я.

Он улыбается – совершенно как Юнан, одними губами.

– Служи верно моей жене, дитя. Видит Небо, ей нужна твоя помощь.

Господин Дзумудзи отстраняется, потом снова протягивает руку. Вокруг его ладони вихрем свивается серая, жутковатая благодать.

– Возьми. Ты сможешь напиться от Шамирам, но и это тебе не помешает. Пей же.

Я смотрю на серую благодать и медлю. Мне отчаянно не хочется ее даже касаться.

– Господин, как мне… Как меня… Духа-защитника нужно привязать… к человеку.

Обычно смертные, как я видела не раз, проводят для этого ритуал, в котором самое важное – посвященное духу одеяние, чаще всего покрывало, в которое заворачивают новорожденного. Кажется, люди называют его «пеленой».

В руках бога появляется нечто сияющее, что я сперва принимаю за жидкий металл, но потом вижу, что это ткань. Господин Дзумудзи протягивает ее мне и снисходительно произносит:

– Возьми же, дитя.

Одежда странная – ни у кого из людей такой нет. Она скользкая на ощупь, блестящая и пахнет медом. Не терпко, а наоборот – тонко, маняще. Мне хочется зарыться в ткань носом, но господин смотрит, и я не решаюсь.

– Пей мою благодать, – говорит бог. – И внимай моему благословению.

Никогда не слышала, чтобы ритуальные слова привязывания говорил бог. Обычно родители просят жреца, а тот взывает к Небу.

Я пью божественную благодать, горькую, как улыбка ее господина. Больше я не свободна. Цепь от моего горла тянется далеко, к людям. К жестокой госпоже Шамирам.

Меня переполняет сила, но больше – ужас. Мне до́лжно думать о госпоже, но мысли мои – о Юнане. Больше мне не прийти к нему, не обнять, не подарить надежду.

Больше никогда.

Сердце разрывается.

Мне снится ручной ягуар. Он похож на пятнистую кошку. Очень большую – моя ладонь размером с один только его нос. Ягуара зовут Ни́ншибуру. Сначала он долго смотрит на меня во сне, потом подходит и мягко бодает в плечо. Я слышу его низкий, рычащий голос: «Ты бросила меня, госпожа».

«Не злись, Нинь-Нинь, – отвечаю я и глажу его за ухом. – Я скучала». Это неправда. Я забыла его, как и все остальное, но он замирает, жмурясь от удовольствия и мурлыча низко, рычаще.

Во сне я знаю, что на самом деле он не ягуар, это всего лишь одна из его форм, любимый облик. Ниншибуру – мой дух-прислужник. Могущественный, ведь я щедро делюсь с ним благодатью. Силой он подобен богам. Не великим, конечно, не моим братьям и сестрам, а тем из духов, кто возвысился благодаря смертным или воле Отца. Вроде созданий Уту, которым с такой страстью поклоняются в Черном Солнце.

Ниншибуру славится умением размножиться, то есть сотворить собственные копии. Кроме него, никто на такое не способен. Даже я. Вот почему люди изображают меня, окруженную ягуарами, хотя на самом деле Ниншибуру всегда один. Мой ласковый верный Нинь-Нинь.

Мне хорошо, когда я просыпаюсь. Рука еще тянется погладить мягкую шерсть, под боком чувствуется приятная тяжесть.

К сожалению, это сон. Или к счастью. Вряд ли бы я обрадовалась, валяйся рядом на кровати ягуар, пусть хоть тысячу раз ручной. Во сне его когти и зубы не пугали, но сейчас я понимаю: они были с палец длиной. Ничего такая кошечка.

В общем, все к лучшему.

С этими мыслями я принимаюсь изучать потолок. На нем неизвестный художник в деталях изобразил хоровод очень серьезных мужчин, которые идут на поклон к голой черноволосой красавице. Та встречает их, изящно выгнувшись в очень откровенной позе. Слева, ближе к стене, она же – в объятиях сразу десятка любовников.