Закончив свое слово, он сошел с холма и вернулся в чертог, а среди людей начались многие разговоры; одни из воинов были готовы к походу, другие – их оказалось больше – не совсем, и посему многие направились за оружием и конями, прочие же тем временем вошли в дом.

Ночь давно пала, но до рассвета обещала быть светлой, потому что уже встала луна. Многие из конопасов, покончив с делами, уже гнали назад по тропам коней – ржавших, лягавшихся, кусавшихся, заигрывавших друг с другом, не обращая внимания на жито, стоявшее вокруг дороги.

В хижинах трэлов уже загорелись огни, еще светлей было в кузнях, откуда уже доносился стук молотов о наковальни, ибо мужи занялись собственными доспехами.

Однако же главные среди мужей и жен накануне расставания пребывали в чертоге; трэлы принесли кувшины с медом, юные девы наполняли и разносили рога, а воины ели, пили и веселились. Время от времени, закончив с делами, в чертог входил кто-нибудь из воинов и присоединялся к тем, кого любил сам, и кем был любим. Во всем длинном доме люди разговаривали или пели под звуки арфы. Высоко поднявшаяся луна заглянула в окна… пирующие смеялись и вспоминали славные боевые деяния прежних лет. Наконец понемногу Вольфингами начала овладевать усталость, люди улеглись спать, и в чертоге воцарилась тишина.

Только Тиодольф, погрузившийся в глубокую думу, еще сидел какое-то время под Солнцем Чертога, однако наконец шевельнулся и он… Лязгнул меч, падая с колен. Тут, подняв взор, он оглядел чертог, но никто из мужей даже не шелохнулся. Посему Тиодольф встал, поправил на себе одежду и направился к двери с видом человека, имеющего важное дело.

Лунный свет потоком ложился на траву, опускалась роса в самый хладный час ночи, сладко пахло землей. Поселок уснул, и все живое умолкло, – только на далекой поляне мычала потерявшая теленка корова, да белая сова облетела конек крыши чертога, и безумный хохот ее казался насмешкой над недавним весельем.

Тиодольф направился к лесу; за редкими орешинами начинались густые заросли буков, их гладкие серебристо-серые стволы жались друг к другу высоким частоколом. Вождь шел дальше и дальше, ступая уверенно, словно по знакомой тропе, хотя таковой не было здесь… Наконец плотная кровля буковых ветвей укрыла его; впрочем, невзирая на тьму, оказавшись там, всякий ощутил бы над своей головой этот зеленый полог. Углубляясь во мрак, он шел и шел дальше; наконец впереди что-то блеснуло, и отсвет этот превратился в небольшую поляну посреди леса; здесь вновь появилась трава, впрочем, невысокая, потому что ей не хватало света, – столь рослыми и частыми были вокруг деревья. Небеса над прогалиной освещала уже не одна только луна; впрочем, трудно было судить, являет ли эта заря память о вечере или она – предвестие утра, поскольку между верхушками деревьев выглядывал лишь крохотный кусочек неба.