Начальные строфы песни имеют параллели в «Подстрекательстве Гудрун» (ср. комментарий к этой песни).

«Сны Бальдра», иначе «Песнь о Вегтаме», как эта песнь называется в поздних списках, по форме ближе всего к тем мифологическим песням, которые состоят из вопросов и ответов. Но по содержанию эта песнь всего ближе к «Прорицанию вёльвы». Собственно говоря, песнь эта и представляет собой прорицание вёльвы, которую Один поднял из могилы, чтобы узнать судьбу своего сына Бальдра. Есть в песни также некоторое стилистическое сходство с «Песней о Трюме», и строфа 1 «Снов Бальдра» дословно совпадает со строфой 14 «Песни о Трюме». Йонссон считал «Сны Бальдра» одной из древнейших песен. Но большинство исследователей считает песнь поздней.

Песень сохранилась только в рукописи АМ 748.

«Песнь о Риге» – единственная в своем роде и по форме, и по содержанию. В ней рассказывается о том, как три социальных слоя – рабы, бонды (свободные земледельцы) и ярлы (знать) – произошли от некоего Рига, который в прозаическом введении к песни отождествляется с богом Хеймдаллем. Таким образом, песнь эта – своего рода история общества. В несохранившейся концовке песни, вероятно, рассказывалось о том, как Кон, сын ярла, победил Дана и Данпа, женился на Дане, дочери Данпа, и стал таким могучим, что от его имени произошел титул короля (пересказ конца песни сохранился в двух исландских источниках). По-видимому, конечная цель песни – возвеличить какого-то короля, создав ему мифическую родословную.

По форме песнь представляет собой чистое повествование с симметрично повторяющимися строфами, в которых те же ситуации описываются в тех же выражениях. Эти трафаретные формулы напоминают стиль средневековых баллад, с которыми, однако, «Песнь о Риге» не имеет ничего общего в содержании. Большой культурно-исторический интерес представляют чрезвычайно точные и конкретные описания одежды, пищи и занятий разных сословий, обильно представленные в песни. Есть в песни также несколько тул (перечней имен), и возможно, что именно поэтому она называется в оригинале «Тулой о Риге». Но, может быть, тулой она называется потому, что описания в ней имеют характер перечислений.

Время и место возникновения «Песни о Риге» определялись очень различно. Ф.Йонссон считал, что она возникла в начале Х в. в Норвегии, и видел в ней возвеличение норвежского короля Харальда Харфагра. К дохристианской эпохе относили ее также Поске и Могк, который, однако, утверждал, что песнь была сочинена в Дании исландским скальдом для возвеличения какого-то датского короля. Предполагаемые ирландские элементы в песни и особенно само имя «Риг» (ирландское ri – король, в других падежах rig) заставляли связывать эту песнь с Ирландией, островом Мэн или Оркнейскими островами. Хойслер относил песнь к XIII в. и считал типично исландской. Между тем Нордаль, который тоже находит в ней типично исландское, утверждает, что она древнее «Прорицания вёльвы». Фрис считает, что песнь возникла не раньше XII в. и относит место ее возникновения в Норвегию. В работе Клауса фон Зее он относит песнь ко второй половине XIII в. и находит в ней картину сословного деления развитого феодализма.

Песнь сохранилась только в одной из рукописей «Младшей Эдды» (Codex Wormanius, XIV в.) Скачок в нумерации строф объясняется тем, что Бюгге предполагал пропуск после строфы 17.

Основное содержание этой песни – генеалогические сведения. Обрамлением для них служит следующая ситуация: Фрейя будит великаншу Хюндлю (буквально «собачку»), едет с ней в Вальхаллу и расспрашивает ее о предках некоего Оттара, которому она покровительствует. Оттару (Фрейя превратила его в вепря, на котором она едет верхом) нужно знать свою родословную, чтобы выиграть спор с неким Ангантюром и таким образом получить наследство. В заключение Фрейя просит Хюндлю дать Оттару напиток памяти, но Хюндля разражается бранью. Родословная Оттара содержит около 70 имен. Они частично взяты из героических сказаний, частично вымышлены, но большинство – из подлинных западнонорвежских родословных. Поэтому, по всей вероятности, Оттар – это какой-то западнонорвежский вождь. Но в генеалогических сведениях, приводимых в песни, много путаницы. Песнь вообще очень плохо сохранилась, и обычно в ней предполагают пропуски, вставки и перестановки. Йонссон утверждал, что песнь возникла около 975 г. Поске тоже относил ее к языческой эпохе. Но большинство исследователей считает, что текст возник не раньше XII в.