Герцог сел рядом с ее отцом, молодежь Верити усадила рядом с собой на двух диванчиках, расставленных вокруг чайного стола.

– Скоро принесут закуски, – улыбнулась она, заметив, что дети исподволь рассматривают и ее, и убранство зала. – А теперь расскажите мне немного о себе. Насколько я понимаю, у вас есть еще братья и сестры?

– О да, нас всего шестеро, – ответила за всех старшая, Алтея. – Мне шестнадцать лет, Араминте и Бэзилу по четырнадцать, они у нас близнецы, потом идет Алисия, ей тринадцать, Бертрану десять, и Бенджамину девять.

– И вы живете с братом и мамой? Мне бы очень хотелось с ней познакомиться, но я не уверена, готова ли она сейчас к визитам. Я была очень огорчена, узнав о смерти вашего отца и, конечно же, деда.

– Мы не знали старого герцога. Он не ладил с мамой и папой, – разоткровенничался Бэзил. – Теперь мы живем с Уильямом, а мамаK переехала в Дауэр-Хаус, потому что Уильям наш опекун. Он говорит, что мы маленькие дикари и нас надо цивилизовывать, а мамаK считает, что цивилизованность подавляет природное творчество. Мы очень скучаем по папе, а мамаK всегда грустит. Но Уиллу все равно, он насильно заставляет нас учить всякие глупые штуки вроде арифметики и латыни. И мы должны «прилично себя вести». Причем все время, – хмуро добавил он.

– Мы обязаны обучиться манерам, и шитью, и как пользоваться глобусами, – добавила Араминта. – То есть девочки. Мальчикам не надо шить и ходить с книжками на голове.

На тиранию не похоже – в общем-то, обычное аристократическое воспитание.

– Арифметика полезна, – заметила Верити. – Она поможет вам управлять своим жалованьем, например, и вас не обманут в магазине.

Девочкам понравилась эта идея, но Бэзила слова Верити не убедили.

– Денег у нас куры не клюют. Чего о них беспокоиться? МамаK и папаK никогда не заставляли нас делать то, что нам не нравится. МамаK говорит: траур – это устаревший обычай, придуманный для угнетения женщин, мы можем грустить о папе, как того пожелаем, а не просто ходить в черном. Я уверен, она с удовольствием приняла бы вас. – Он поморщился. – Полагаю, траур и мальчиков тоже угнетает. ПапаK не хотел бы, чтобы мы все время ходили смурные и совсем не развлекались. И это не значит, что мы по нему не тоскуем. Еще как тоскуем.

– Горевать по отцу – это вполне естественно. – Верити чуть не подпрыгнула, услышав у себя за спиной громкий голос герцога. – Но в обществе существуют определенные правила, и именно они делают нас цивилизованными людьми. А вы ведь хотите быть цивилизованными, не так ли?

– Да, Уильям, – хором ответили дети. Однако выражение их лица говорило совсем о другом.

«Он пытается превратить их в марионеток», – решила Верити, изучая три маленьких личика.

– Не хотите ли прогуляться по саду?

Они повскакивали со своих мест, заслужив неодобрительное шипение опекуна. Верити тоже встала и повернулась к герцогу. Он нависал над ней всем своим ростом. «Слишком близкий, слишком крупный и слишком уверенный в себе».

– Сегодня прекрасный денек, вам так не кажется, ваша светлость?

– Чудесный, – согласился тот. – И я тоже не отказался бы посмотреть окрестности.

«Я вообще-то не вас имела в виду. Оставайтесь здесь и сидите напыщенным гусем», – фыркнула про себя Верити, но произнести этого вслух она, конечно же, не могла.

– Сюда, пожалуйста.

Девушка повела его к выходу на террасу, и он, само собой разумеется, опередил ее и распахнул перед нею двери. От него исходил тонкий аромат одеколона с нотками испанской кожи. Очень мужественно и сдержанно. Очень правильно.