– Что вы их любите? Это же очевидно. – Верити вдруг поняла, что это правда. – И судя по тому, как дети реагируют на ваши замечания, они в курсе. Они не корчат рожи и не показывают язык у вас за спиной. Трое младших такие же сообразительные?

– Они умны, – согласился герцог таким тоном, будто пытался убедить в этом себя. – И да, остальные так же сообразительны. Они все были такими, – добавил он так тихо, будто говорил сам с собой.

Верити понимала, что последние слова были не предназначены для ее ушей, но в голосе герцога сквозила такая боль, что она не смогла промолчать.

– Были и другие?

– Только одна. Моя старшая сводная сестра, Арабелла. В этом году ей исполнилось бы семнадцать. Она умерла как раз перед тем, как дед забрал меня к себе.

– Болезнь?

Он молчал. Верити подозревала, что этот мужчина просто не привык ни с кем обсуждать столь эмоциональные вещи. Или считал это неприличным.

– Вирулентная лихорадка. Но мы не упоминаем об этом, дабы не огорчать детей.

«Но вас самого это очень огорчает, конечно же. Да только разве вы признаетесь в подобной слабости?»

– Можете быть уверены в моем молчании, ваша светлость, – сказала Верити, поднимаясь на ноги. – Думаю, нам тоже пора возвращаться.

– Полностью с вами согласен. Нам нужно вернуться на солнце, иначе вы замерзнете, – проговорил он, заходя в лабиринт.

Герцог снова принял надменный вид и рад этому, подумалось ей. Очень жаль, ведь он ей почти понравился. Он проявил человечность, излив свои тревоги в отношении детей и разрешив себе немного пошутить.

– Позволит ли епископу здоровье проехать небольшое расстояние? – спросил он, выходя на открытое место, откуда Верити помахала рукой отцу и мистеру Хоскинсу. – Могу ли я надеяться на ответный визит? Я был бы счастлив принять его в Стейн-Холл.

– В хорошие дни определенно да. По воскресеньям он неизменно посещает церковь, а Стейн-Холл лишь чуть дальше ее. Однако его состояние непредсказуемо. Я не стала бы планировать ничего заранее.

– Вас можно только похвалить за вашу дочернюю преданность и за то, как вы ведете хозяйство. Я полагаю, его недомогание, возникшее в то время, когда вы должны были выйти в свет, было весьма тягостным для вас.

Верити открыла рот и тут же захлопнула его. Похоже, герцоги, как и архиепископы, считают себя вправе делать своеобразные личные наблюдения. Она надеялась, что ее молчание вынудит его оставить эту тему.

– Это вдохновляющий пример исполнения дочернего долга, ведь, проявляя свою преданность отцу, вы пожертвовали своими надеждами на скорый брак, – не унимался он, наконец-то обнаружив то, за что можно ее похвалить.

«Да уж, намеков он явно не понимает!»

– У меня не было никаких особых, как вы выразились, надежд, когда отца разбил инсульт, и я уж точно ничем не пожертвовала. – К тому времени, как отец слег, ее сердце уже было разбито, а надежды растоптаны. – Слишком многие женщины полностью теряют свободу, вступая в брак. Я же намерена сохранить свою, ваша светлость. – Разум говорил ей, что брак – это большая лотерея, а своему сердцу в отношении мужчин она, как выяснилось, вообще не могла доверять.

– Я правильно понял, вы не одобряете институт брака? – ледяным тоном поинтересовался герцог.

– Мне кажется, это отличный способ упорядочить человеческое общество. Институт брака обеспечивает цивилизованное воспитание детей и приюты для престарелых. И он, безусловно, очень способствует комфортному проживанию мужчин. К сожалению, все это зачастую достигается жертвой со стороны женщины.

– Жертвой? Брак защищает и поддерживает женщину. И ее статус повышается.