Нет, тишина несла слишком опасную интимность, мысли, гибельные своей безрассудностью.

Блэк пошевелил ногой, его ботинок скользнул, касаясь подола ее платья. Изабелла глубоко вздохнула, отводя взгляд, рассматривая интерьер кареты, лишь бы не видеть его, не вспоминать образы, которые сознание услужливо рисовало перед ее мысленным взором.

Какое же она грешное создание, если находит удовольствие в подобных фантазиях! А ведь ей представилась возможность, которой были лишены тысячи подобных ей. Получить шанс вести жизнь леди и, подобно ее безрассудным родителям, предать этот щедрый дар ради низменных развратных мыслей и непозволительных обещаний наслаждения.

Она должна положить конец всему этому. Не в силах больше выносить молчание и свои собственные преступные думы, Изабелла произнесла первое, что пришло ей в голову:

– Сегодня утром я получила вашу записку.

Он резко взглянул на нее, однако ничего не сказал. Что за глупая идея завести подобный разговор? Однако что сделано, то сделано, остается только продолжить.

– Это стихотворение Томаса Мура одно из моих самых любимых. Я помню его наизусть.

– Правда?

– Мне кажется, последние строчки самые лучшие:

– Вы очень романтичны. – Он повернулся, пристально вглядываясь в нее.

– Да. Но какой женщине это не свойственно, милорд? Думаю, вас тоже можно назвать романтиком. – Изабелла густо покраснела.

– И что заставляет вас высказывать подобное предположение?

– Вы обрезали шипы с розы, которую сорвали для меня.

Блэк склонил голову, устремил взгляд за окно, всматриваясь в проплывающие пейзажи. Он ничего не ответил, и Изабелле оставалось только гадать, чувствовал ли он неловкость от слишком фамильярного характера, который приняла их беседа. В одном она была уверена: его молчаливое созерцание сильно нервировало ее. Они вновь вернулись к тишине, и окружавшая их интимность, казалось, обрела плоть, словно живое существо, пульсация которого отдавалась в каждом их вздохе, в каждом сердцебиении.

Изабелла действительно вся извелась от оглушающего молчания. Однако Блэк, похоже, не замечал этих невидимых бурлящих течений, сталкивающихся, разбивающихся на кипящие брызги, грозящих затянуть в свой водоворот.

Руки дрожали, Изабелла поняла, что больше не вынесет изощренной пытки. Она будет поддерживать односторонний разговор, поскольку даже подобие беседы – единственный способ удержаться от постоянного повторения в голове образа Блэка, держащего ее за руку… целующего ее.

– Сегодня утром приходил мистер Найтон.

– Неужели? Разве вы не сообщили ему, что правила этикета строжайше воспрещают любые визиты в первой половине дня?

– Он никак не мог дождаться, чтобы сообщить мне о том, что вы предложили выступить его поручителем в масонскую ложу. Это было его самым заветным желанием на протяжении довольно продолжительного времени. Но ведь вам это известно, не так ли?

Так и не ответив, Блэк снова опустил голову. Будь проклят этот невозможный мужчина. Она чувствовала себя неуютно, неловко, и ей это совсем не нравилось. Безрассудство готово было поглотить ее, спокойствие, которого Изабелла столь долго добивалась, окончательно ее покинуло.

– Похоже, вы знаете обо мне очень много, настолько много, что это приводит меня в замешательство.

Его взгляд по-прежнему был устремлен в окно. Он смотрел вдаль, не моргая, даже не шевелясь, однако его голос, раздавшийся в тишине, окутал Изабеллу бархатной лаской, скользящей вдоль спины, затягивающей, манящей…