Подрывную машинку он пристроил под откосом, ориентируясь на дыру в крыше, которая стала слуховым окном: он услышит сигнал если не через распахнутые настежь ворота склада, то через эту брешь.

Только при встрече двух бригад, одна из которых была из дальнего зарубежья и внесена правительствами многих стран в список террористических организаций, стал понятен тонкий замысел Шееля, выбравшего немецкое оружие. Без всякого преувеличения оно в руках немцев выглядело гармонично, а точнее, боевики и оружие выглядели одним целым, что нельзя было бы сказать, окажись у них в руках «калашниковы». Похоже, это заметили и боевики Сарацина.

Немцы приехали на знакомой уже «Волге». За рулем сидел Хорст Кепке. Хозяина машины высадили за двести метров от «театра боевых действий», и он, откровенно недоумевая по поводу спокойствия соотечественников, несмело помахал им вслед.

Первым из машины вышел Ларс Шеель. В черном деловом костюме, голубоватой рубашке и тщательно подобранном в тон к ней галстуке, с новым пустолет-пулеметом в опущенной руке, он смотрелся более чем стильно. Прическа – волос к волосу. Местный парикмахер потрудился над его бородкой, которая в его умелых руках превратилась в элегантную эспаньолку.

Вслед за командиром из машины вышел Вестервалле. Он носил длинные волосы, которые прихватывал на затылке резинкой, на встречу же явился с распущенными волосами. У Кепке также были длинные волосы, но не до такой степени. Он покинул салон «Волги» последним и расстегнул «молнию» на короткой кожаной куртке. Что он хотел сказать этим жестом, осталось загадкой даже для него.

– Ты Сарацин? – спросил Шеель, кивком головы указав на таджика весом под полтора центнера.

– Ага, – также на русском ответил тот. – А кто ты, брат?

– У меня нет братьев, – внес полную ясность Шеель.

– Так кто же ты?

– Я гвоздь сегодняшней вечеринки. Вопрос, который я намерен обсудить с тобой, всего один. Ты должен забыть человека, на которого наехал, раз и навсегда.

– На это я обычно отвечаю: «Лучше я умру».

– Это можно устроить. – Шеель позволил себе улыбнуться.

Сарацин недоверчиво покачал головой. Обернулся и поймал такие же недоуменные взгляды еще десяти человек.

Он походил на киношный образ младшего члена мафиозной семьи. Белая майка под расстегнутой рубашкой навыпуск. Ленца во взгляде, а сейчас еще и капелька озабоченности нестандартным поведением немца. Оттого разговор вылился в другое русло, незнакомое Сарацину, и он сразу не смог вернуть его к началу. Однако только это и побеспокоило его. У него не возникло сомнений в том, в чью пользу завершится это противостояние.

– Кто-то из нас чего-то не понимает, – сказал он. – У тебя есть предложения? Может, ты хочешь разделить бизнес…

Ларс громко цокнул языком.

– Обойдемся без имен и дележа. В стране, где я родился, люди не продаются.

– Я узнавал – в «Душанбинке» зарегистрированы три человека: – Сарацин остановил свой проницательный взгляд на каждом немце: – И вас трое. Все верно. Или я чего-то не знаю. Мне этот разговор не по душе.

Шеель и Сарацин смотрели друг другу в глаза. В этом плане командиру «Красного спасения» было намного легче, чем его подчиненным. Кепке и Вестервалле приходилось разбрасываться на десяток боевиков, вооруженных «калашниковыми». Однако глаза их не бегали. Кепке вообще быстро нашел выход, отыскав одну пару глаз и сосредоточив на них внимание. Он уже точно знал, что положит этого здоровенного парня первым. Может быть, он стрелял хорошо, но Кепке стрелял просто здорово. Если бы ему, словами голливудских боевиков, платили по доллару за каждую пару глаз, в которые он смотрел безбоязненно, он был бы миллионером.