– Андрей, а как же крестины? Ты не забыл? Они перенесли на сегодня, – напомнила Северова.

– Во сколько там начало?

– Церковь в три. Банкет в шесть.

Мешечко посмотрел на часы:

– Ну, к трем я всяко не успею. Засим поступим так: вас с Виталием и с видеокамерой делегируем официальными представителями в церкву. Кто у нас сегодня в ночное выходит, судью сторожить?

– Джамалов и Крутов. Женька с утра там пасется, а Ильдар вечером подтянется.

– Добре! Тогда остальные, за исключение этой парочки, нехай к шести выдвигаются в кабак. Тарас, ты мне адрес точный на мобилу сбрось.

– Во! Настоящий командир! Пришел, увидел, разрулил! – расцвел Шевченко.

– Между прочим, за тобой числятся материалы по Ожигину. Сегодня – крайний срок! – бесцеремонно погасил рассвет Мешечко. – Не успеешь отослать справку в УБЭП, банкет пройдет мимо тебя!.. Кстати, Наталья, раз такое дело, может, ты и меня как-нибудь пострижешь? Я, конечно, еще не дикобраз. Но близко к тому.

– Перетопчетесь! – фыркнула Северова. – Народ, к общему сведению: сегодня я сделала исключение единственно для Бориса Сергеевича! Из уважения к его сединам. И как самому галантному мужчине в нашем болоте.

– Натаха! А как же я? – возмутился категорически несогласный с такой оценкой Тарас. – Всмотрись повнимательнее! Разве я не галантен? Я тоже требую ухода и соответствующей стрижки.

– Отстаньте от меня, а?! Я вам не добрая милицейская фея!

– Как-как ты сказала? – словно громом пораженный, Андрей застыл на пороге оперской.

– «Добрая милицейская фея», – повторил за Наталью Шевченко и словоохотливо пояснил: – Это у нее поговорка такая. Ты разве не слышал раньше? Это тот идеал, к которому наша Натаха стремится, но пока никак не может достичь.

В ответ Северова угрожающе щелкнула в воздухе ножницами:

– А я вот сейчас возьму, да и кому-то отстригу. Кое-что.

– Молчу-молчу.

– Поговорка, говорите? – в задумчивости пробормотал себе под нос Андрей. – Ну да, ну да… Надо же, забавная какая поговорка… Всё, Гриш, поехали.

Мешечко и Холин вышли, а Тарас, скорчив недовольную физиономию, нехотя поднялся с дивана, потянулся и проворчал, копируя интонацию шефа:

– «Материалы по Ожигину. Иначе банкет пройдет мимо тебя». Напугал, понимаешь, дикобраза голой титькой… Тьфу! – Он похлопал по карманам в поисках сигарет. – Виталя, пойдем к Демидычу, покурим.

– А и то. И пойдем, – оживился Вучетич. – С самого утра во рту никотиновой росинки не было.

– Не забудьте после руки помыть, – сварливо напомнила Северова, продолжая орудовать ножницами.

– Не боись, Натаха, старик таперича стерильный. Они с Холиным в прошлую пятницу три часа в Ямских банях отмокали. И вообще, чего ты, в самом деле, взъелась на человека? Демидыч – нормальный мужик. Между прочим, бывший профессор.

– Ага. Специалист в области разведения нательных насекомых.

– Ни фига! Он этот, как его? Гетерофизик.

– Геофизик, – хохотнув, поправил коллегу Виталий. – Это ты у нас гетеро. Надеюсь. Но, увы, не физик.

– Да. Я – гетеро! И, представь себе, горжусь этим! – вскинув голову, торжественно объявил Тарас и с важным видом прошествовал в курилку.

Дойти до которой, впрочем, ему было не суждено. По причине неожиданного и малоприятного столкновения с выходящим из туалета замначальника по личному составу Олегом Семёновичем Кульчицким.

– О, Шевченко! Очень кстати. Давай-ка зайди к нам в кабинет.

– А можно я сначала того? Покурю?

– Потом покуришь. И вообще – курить вредно.

– Так ведь оно и жить вредно, – пробурчал Тарас. – От этого, говорят, умирают.

Ну да делать было нечего, и Шевченко покорно поплелся за замполичем, гадая, за каким таким он вдруг понадобился? Практика показывала, что ничего хорошего общение с Олегом Семёновичем не сулило. Напротив, сулило сплошь бубновые хлопоты и совсем не пиковый интерес…