А между тем, я сама поехала в Москву к Тэдику, который был у Жана, бабушки и дедушки. Это отдельная глава моей жизни. Отношения с целой семьей. С любимой семьей, которую я таковой считаю и по сей день. Знаю, что им пришлось непросто от всех моих передвижений. Восемь лет мы жили вместе, душа в душу. Никогда не ссорились. Не могу сказать, что были сильно близки. Нет. Но в доме был покой. Если это, конечно, можно назвать покоем, ведь двери квартиры не закрывались никогда. Все друзья, знакомые и соседи собирались у нас, и временами у меня было ощущение вечной коммуналки. Периодически просто хотелось побыть одной, но в таких условиях это было почти невозможно. С Жаном мы тоже никогда не ругались, если нужно было что-то выяснить, мы делали это примерно раз в полгода ночью. Это был стандартный сценарий: у меня накипало, я начинала тихонько ему все высказывать, логически раскладывая по полочкам все его «косяки», безжалостно выкладывая факты, подтверждающие мои слова. Первый час он обычно пытался со мной спорить, второй – молча садился у двери или на диван и слушал, а на исходе третьего часа говорил – да, ты права, я все понял. После этого следовало два идеальных дня (в моей картине мира), а потом все возвращалось на свои места. Он продолжал делать или не делать то, что он делал или не делал всегда, а я начинала накапливать претензии, и спустя полгода разговор повторялся.

Никто в семье не знал об этих наших беседах, да нам и не хотелось. По этой причине, полагаю, что родители Жана были в шоке от того, что я заявила, что уеду в Питер с Тэдиком. Всегда все принимающая мама Жана – пример смирения и терпения – впервые за восемь лет повысила голос. Она криком пыталась узнать причину моего решения, которую я, естественно, говорить тогда не собиралась. И надо отдать должное отцу Жана, Павлу, который в самый острый момент сказал: «Так, все сейчас замолчали, вас не касается, почему она так решила». А потом, повернувшись к Жану, сказал: «А ты, если любишь, помоги собрать вещи и переехать». Это было самое ценное, что он мог тогда сказать. И с этого же момента началось мое новое отношение к нему. Я увидела в его глазах, что он, как никто, сейчас понимает меня, более того – он на моей стороне, и в какой-то момент я даже подумала, что он мне завидует, но только по-хорошему, будто бы его давняя мечта, наконец, сбылась. Пусть и не у него самого.

Сейчас мы продолжаем общаться, но я всякий раз ощущаю напряжение. Как бы мне хотелось, чтобы все стало иначе, и никто ни на кого не держал обиду. Для меня нет никакой разницы, кто с кем живет или не живет. Это всегда касается только двоих. И чем жить, создавая иллюзию счастья, лучше вместе не жить совсем. Как бы мне хотелось, чтобы однажды мы все вместе сидели за одним столом. Чтобы Жан мог общаться с Олегом, а я – с той женщиной, которая однажды появится у Жана.

Про Жана и женщин.

Мой приезд в Москву ознаменовался несколькими событиями. Чудесной поездкой с ним и Тэдом в Тай. Это было чудесно и ужасно одновременно. Ум разносило на части, когда я видела, как Жан с сыном бегает по пляжу, как играет, плавает и дурачится, и осознавала то, что так, скорее всего, не будет никогда. Не будет поездок, где будут только я, Жан и Тэдик. Даже, если вдруг что-то случится, и я не останусь с Олегом (а такие мысли стали посещать меня), то и с Жаном я уже быть не смогу. Он удивительный мужчина, замечательный человек. Просто мне нужно что-то такое, чего он не может. А я все пытаюсь его переделать. Однажды появится женщина, которая сможет сделать его счастливым и будет счастлива рядом с ним. Этот отдых был лучшим за все наши совместные восемь лет. Если бы люди каждый день проживали, осознавая, что этот день может оказаться последним, – они были бы счастливы и ценили бы все, что происходит. Вот и мы с Жаном отдыхали, как в последний раз. Разругались только в последний день. Видимо, обоих накрыло от мысли, что мы последний день вместе в таком качестве.