Выходя иногда в море на других десантных кораблях бригады, Шубин всегда сразу чувствовал их отличие от своей «Костромы». Нет, эти корабли не были лучше или хуже, они, при всей внешней схожести, просто были совершенно иными. В том, что каждый корабль имеет собственную душу и собственный характер, Шубин был уверен на все «сто». Да и как могло быть иначе! Спросите любого автолюбителя, и он вам на голубом глазу расскажет, что у его «ласточки» (или «цыпочки») особый характер, и если она заупрямится, то тогда пиши пропало, т. к. не поможет ничего, ну а если ее попросить, да еще поцеловать в рулек, тогда его «ласточка» (или «цыпочка») и горы свернет! Что же вы тогда хотите от современного боевого корабля, который в сравнении с примитивной «ласточкой» есть само совершенство человеческой технической мысли! Ему ли не иметь собственные душу и характер!

Непонятно было всегда Шубину и то, почему корабли в русском языке отнесли вдруг к мужскому роду. Это он считал вопиющим кощунством. С гражданскими судами поступили и того хуже, их вообще причислили к некоему среднему роду, тогда как на самом деле (и Шубин об этом знал точно!) все существующие в мире корабли и суда имели не мужскую, а исключительно женскую душу. Да, познать эту душу было весьма непросто, но если твой корабль все же однажды открывал ее тебе, если ты оказывался достоин этого высочайшего доверия, значит, отныне ты составлял со своим кораблем уже единое неразрывное целое. Кроме того, Шубин знал и то, что корабельная душа отвечала на человеческую любовь к кораблю и морю такой ответной преданностью и такой любовью, на которую способна далеко не каждая женщина. А потому, оставаясь в море один на один со своей «Костромой», Шубин часто разговаривал с ней, отечески корил за допущенные промахи, хвалил за успехи, придумывал ласковые прозвища, а порой, под настроение, даже рассказывал анекдоты. Его отношения с кораблем были настольно личными, что о них он никогда не рассказывал никому, даже жене. Наверное, это была его самая сокровенная тайна.

– Товарищ командир, можно по трансляции «нашу» поставить? – запросили из радиорубки.

– Давайте! – отозвался Шубин. – Пока время есть, можно и послушать.

«Нашей» на корабле считали старую-престарую песню Визбора про пароход «Кострома». И хотя та, визборовская, «Кострома» никакого отношения к шубинской не имела, экипаж считал ее своим гимном. Песню любили и матросы, и офицеры, любил ее и сам Шубин, к тому же, как ему думалось, любила эту старую песню и сама «Кострома». Да и кому же не понравится, когда о тебе поют!

Запахнувшись в канадку, Шубин вернулся в ходовую рубку и поудобнее уселся в командирском кресле.

Стоявший вахтенным офицером командир БЧ-2 Витюков, знавший обо всем на свете, втолковывал Марченко о преимуществах и рисках биткоинов.

– Ферма, конечно, здорово, но где ты найдешь столько мощных компьютеров, да еще с мощнейшей системой охлаждения!

Шубин прислушался краем уха и ничего не понял. Какие фермы? Какие биоткоины? Будучи по натуре человеком любознательным, ему, конечно, интересно было бы узнать, о чем так увлеченно разговаривают подчиненные офицеры, но чувство субординации не позволило задать могущий показаться глупым вопрос. Вообще-то, артиллерист должен был наблюдать за обстановкой, а не точить лясы со сменившимся старпомом. Но ситуация была спокойной, и Шубин решил: пусть поболтают.

А из динамика уже звучало: