Асла машинально взяла картонку, и, когда Рут уже собрался уходить, спохватилась:

– А можно… Могу я выйти?

– Нет, – покачал головой Рут.

– Ну, не то чтобы совсем выйти, – поправилась Асла, – а… Поговорить со своими?

«Своими Игроками», – собиралась сказать она, но в этом не было необходимости. Всё и так было понятно.

Рут задумался. Потом ответил:

– Завтра. Сегодня всем надо прийти в себя. Отдыхай, – повторил он и ушёл.

Асла взглянула на открытку-расписание, но читать не стала. Бросила её на стол и снова завернулась в одеяло. Впереди была первая ночь после Игры, первая ночь после Финала. Спать ей по-прежнему не хотелось. Она всё думала о том чувстве, что возникло у неё перед Решением. То, что повлияло на её выбор. То, что обострилось, когда Олерой перехватил адвокатскую руку, собирающуюся как минимум разбить ей лицо, если не придушить. То, в которое она провалилась ещё глубже из-за этой чёртовой тесьмы на полотенце. Олерой. Первая Игра. Что там произошло? Почему именно он и именно Первая?

Внезапно Асла испугалась. Пытаясь что-то вспомнить, раздвинуть границы того, что ей вроде бы приоткрылось, она не могла отличить выдумку от воспоминаний. Она перебирала какие-то возможные варианты, надеясь, что на правильный мозг среагирует, но в итоге сама запуталась, что она придумала, что она вообразила, а что могла бы действительно вспомнить. Единственной константой во всём этом был Олерой. Объяснение у неё было, но насколько оно верное, она не имела ни малейшего понятия.

По крайней мере, она точно не сходит с ума. Спасибо Руту. По крайней мере, она действительно что-то вспомнила, несмотря на все эти «вырезанные холсты» – а это значит, что Совет не знал того, что знала она. Того, что она постепенно вспоминала. А знал это, похоже, лишь один человек кроме неё, и ей было необходимо с ним поговорить. Завтра так завтра. Главное – не вызывать подозрений, иначе её могут лишить и этих смутных обрывков воспоминаний.

В комнате раздалось лёгкое гудение, длившееся минут пять или все десять, затем свет погас и всё затихло.

Отбой.

Рут бросил в стакан две шипучие таблетки, и вода запенилась, зашипела, гипнотизируя его. Когда растворились последние белые крошки, Рут взял стеклянную палочку и перемешал содержимое стакана. Выпил, поморщился, сжал рукой край хлипкого столика. Боль понемногу остывала. Он проклинал день, когда стал частью Паноптикума. Хотя и выбрал это по собственному желанию. А кто на его месте не выбрал бы?

Боль отпустила. Рут встал, подошёл к мониторам, проверил, всё ли в порядке. Мониторы работали и были готовы к Синтезису, а вот помещения Паноптикума, отведённые под второй этап, готовыми назвать можно было с натяжкой. Экспериментальный этап, что тут скажешь, усмехнулся Смотритель. Планшет на столе звякнул. Сценарий Синтезиса и его условия были доставлены получателю. Рут деловито пролистал информацию, бросил взгляд на стакан и пустую упаковку от таблеток. Возможно, они ему больше не понадобятся. Он сделает всё, что должен, но остальное уже будет зависеть не от него.

Они преуспеют, подумал Рут. Он медленно перечитывал инструкции. Раз уж они здесь – справятся. Но не все…

Аслу разбудил стук в дверь. Она даже не заметила, как уснула, однако проспала не меньше десяти часов, судя по стрелкам на циферблате. Усталость всё же вырубила её.

– Минуту! – крикнула она, плеснула в лицо водой, натянула штаны. – Да!

Рут мог бы войти в комнату и так, но тактично постучал, полагая, что Асла может ещё спать, и не ошибся.